Напомню, что в европейском контексте рабство для единоплеменников и единоверцев было уникальной особенностью Московского государства уже с XVI в. Крепостное же право существовало в большинстве стран Восточной Европы и возникло там раньше, чем в России, в последней оно окончательно утвердилось только в середине XVII столетия. По переписи 1678 г. почти 9/10 тяглого населения находилось в той или иной форме крепостной зависимости (от служилых людей — 57 %, от церкви — 13,3 %, от бояр — 10 %, от государева дворца — 9,3 %)[317]
. Первоначально крепостное право означало только прикрепление крестьян к владельческой земле и выполнение ими определённых повинностей по отношению к хозяевам (прежде всего барщины), но очень скоро оно стало приобретать черты рабства. Владельцы воспринимали крестьян как своё имущество, о чём свидетельствует практика продажи крепостных без земли, начавшаяся не позднее конца 1660-х гг. По крайней мере, А. Г. Маньков пишет, что купчая от 28 февраля 1668 г. — самая ранняя из обнаруженных им (впрочем, монография Манькова вышла в 1962 г., и за более чем полвека специалисты могли найти и что-то новое, неизвестное автору этих строк): «Се аз, Алексей Иванов сын Зиновьев продал я купленного своего вотчинного крестьянина Галецкого уезду деревни Гридкина Антошка Михайлова з женою ево и з детьми… сотнику московских стрельцов Алексею Матвееву сыну Лужину»[318]. Интересно, что свидетелем передачи покупки покупателю должен был выступить «священник введенский Пётр». Удивляться, впрочем, нечему — православные клирики были не только свидетелями подобных сделок, но и их «сторонами». Так, в 1689 г. «пятницкий поп Т. Васильев дал отпись К. Якинчеву из Новгород-Северского, что „взял“ он 10 руб. за „крепостную крестьянскую девку Е. Моисееву“»[319]. Указом от 13 октября 1675 г. продажа крепостных была узаконена.Сам царь Алексей Михайлович покупал людей для своего хозяйства и принимал их в дар от подданных, а также легко переселял крестьян с места на место. Так, государево подмосковное село Измайлово было заселено крестьянами, свезёнными «изо многих дворцовых сёл и волостей и ис купленных вотчин [сотни семей из Костромского, Валдайского, Переяславль-Залесского и др. уездов], а иные браны у всяких чинов людей…а иные куплены». Тем же способом заселялось Домодедово[320]
.Переселения иногда сопровождались трагикомическими обстоятельствами. Например, из Керенска и Ломова были направлены в Богородицкое более ста семей под наблюдением боярского сына Кузьмы Волчкова. В Кашире, по донесению местного воеводы, выяснилось, что из них осталось только 70 семей, остальные по дороге разбежались, исчез «неведомо куды» и сын боярский. Кашира — город маленький, «прокормить некому», тогда воевода решил, что переселенцы сами себя должны кормить, и велел им «покупать лотки» и с них торговать. Но «те лотки покупая, они опять продавали». «В результате „иные наша братья, — писали неудачливые коммерсанты в своей челобитной, — на Кашире с мыту померли, и дети наши с мыту ж померли ж“»[321]
. Сюжет, достойный пера Лескова! Побеги из царских вотчин были не менее часты, чем с земель других владельцев. Случались и восстания: так, в 1664 г. отряд московских стрельцов был отряжен для «наказанья бунтовщиков» в Романов[322].