Русское воскрешение Мэрилин Монро

Я несся со Сталиным по вечерней Москве на чужом «Порше» и прижимал щекой левое плечо к сиденью, с тряпками на обоих пулевых отверстиях. Так, казаллось, меньше из них сочилось. Молодым я служил срочнягой в Афганистане, и там меня раз обсыпало осколками от разорвавшейся рядом гранаты, поэтому я знал, какие дырки серьезные, а какие могут подождать. Вернее, я думал, что это знал.

И еще мне было жалко Мэрилин. Меня только утешала мысль, что никто не умирает навечно, не исчезает навсегда, и во всех нас единый бессмертный дух: что в ней, что во мне, что в этих желтых осенних деревьях. Так говорил мой друг йог Пурба и так учил меня Владимир Ильич. Это только игра, или шутка, зачем-то нужная в большой общей жизни.

36. Снова в коттедже

Фомин был в коттедже один. Почти один. Мэрилин он уже не считал за живую. Двое суток она находилась в темном бетонном подвале. Он не хотел сам убивать эту женщину, – он ее просто там запер, без пищи, без воды, без тепла и света. Поэтому он даже не знал, в каком она теперь находилась состоянии или в каком мире.

Когда позвонил Сталин, Фомин растерялся. Особенно его насторожило сказанное слово «мы». Звонок был с телефона Левко, машина, которую он назвал, тоже была его, – но ведь он их не знакомил! Хуже того – ему утром сказали, что банк спонсора закрылся, но такое могло случиться только из-за Сталина на телеэкране. И вдруг теперь они вместе! Еще хуже, если они были теперь и с полицией… Такой расклад был очень вероятен.

Первый и самый сильный импульс у Фомина был броситься в подвал и выволочь оттуда тело Мэрилин. Даже если она была еще жива, – все равно, это было для него только мертвое тело. Не очень тяжелое, его можно было в сумерках незаметно затолкнуть в машину и вывезти. Это было самое важное и неотложное. Это была единственная против него неопровержимая улика. Ничего другого он не боялся.

Фомин, как был в домашних шлепанцах, бросился в подвал, вниз по бетонной узкой лестнице. Он не запомнил, где был внизу выключатель, а возвращаться наверх за фонарем было поздно. В темноте, в слабом свете из двери сверху лестницы, наощупь он нашел висячий замок и отпер его.

Мэрилин думала, что умерла. А если еще нет, то умрет очень скоро: двое суток без воды, в темноте и холоде, на бетонном полу. Ей уже не было больно или холодно, и даже не хотелось больше плакать. Когда она услыхала шум наверху, шарканье ног по лестнице, она привстала с пола с легкой надеждой. Ее глаза, привыкшие к кромешной темени, увидали бледную полоску света под запертой дверью. Когда загремел замок открываемой двери, она, с колотящимся сердцем, встала перед дверью.

Дверь распахнулась, и она увидала на пороге своего мучителя. Тот остановился у двери, глядел перед собой, разыскивая ее на полу, в углах, но ничего не видел – после света ослепшими от полной темени глазами. Но Мэрилин видела его в метре от себя прекрасно – привыкшими к этой темени глазами. Ярость пополам с ужасом охватила ее, – он пришел ее убивать! Мэрилин быстро нагнулась, схватила с пола свою туфлю и со всей силы ударила ею по голове мучителя.

Она могла бы ударить его даже кирпичом, или доской с гвоздями, – все это валялось на полу подвала, но она ударила его по-женски, туфлей. Однако Мэрилин Монро всегда ходила на высоких каблуках. В бетонный темный подвал мучитель притащил ее тоже в модных туфлях. Случайно стальная узкая шпилька изящной туфли Мэрилин попала не в лоб, куда она метила, а почти точно в темя Фомина.

Перед невидящими глазами Фомина что-то промелькнуло, он ощутил головой удар и успел подумать, – «свалилось, блин, что-то в темноте». Но уже через полсекунды он провалился в более глухую темень. Ноги подкосились, и он мягко приземлился на бетонный пол. Но ненадолго, всего на несколько секунд.

Острый каблук туфли Мэрилин слегка пробил Фомину нетолстую теменную кость и сразу остановился. Мозг не был задет, но кость пробита. Было то, что называется в слесарном деле – «закусило». Но и туфлю обратно не выпустило.

Когда Фомин пришел в себя от удара, он сообразил только, что Мэрилин убежала из подвала, – это она и ударила его по голове. Впопыхах, с гудящей и плохо соображающей после удара головой, он бросился по лестнице вверх. Он даже не прощупал себе голову, потому что крови почти не было, а боль он в спешке не ощутил. Поэтому он не мог испугаться и даже представить, что каблук и туфля так и остались, «закушенными» на его темечке. Но это было именно так.

Путаясь в шлепанцах, он побежал вверх по крутой бетонной лестнице, с ужасом представляя, куда могла бежать от него Мэрилин. Еще была надежда, что она не сразу справится с замком входной двери, и он успеет ее перехватить. Все решали эти секунды.