И снова царь ничего не разгадал. То он радовался, то сомневался. Здесь подоспел его сын и сказал: «Почему так долго стоит тут царь? Неужто гневается на меня за то, что я пригласил всех в такое неприметное и невзрачное место?» Засмеялся царь: «Отчего бы мне и не гневаться, когда вел ты нас по не украшенной дороге и привел в такое плохое место! Однако скажу, почему я стоял здесь, объявлю и сокрытое, только поклянись, что не обидишься на мои слова». Зав поклялся страшной клятвой: «Раз вы простили мне мои прежние грехи, то как отныне я посмею ослушаться вашего слова, а обижаться на вас мне и вовсе не к лицу». Признался ему царь в своих сомнениях. Засмеялся Зав: «Если бы видели вы город Учинмачин, тогда могли бы сказать такое. Но клянусь создателем и твоей жизнью, нет здесь никакого колдовства и ворожбы. Эти плиты из мрамора, и такие мастера в той стране, что много дивного могут сделать: этот мрамор гладко отполирован, а внутри нарисованы разными красками цветы».
Успокоив царя, повел его Зав далее и сказал: «Пусть сегодня царь отдохнет, а когда пожелает, тогда посмотрит сад».
Поехали они и спешились возле прекрасного дворца, подобного раю. На стенах его были выложенные драгоценными камнями изображения птиц и зверей, а также красивых юношей, сидевших на конях, они охотились – кто с луком, кто с соколом или ястребом. Пол в том дворце был из золота, потолок – из яхонта и бирюзы. Длина зала была два фарсанга, ширина – один, и стояли там четыре трона: один – из красного яхонта, второй – изумрудный, а еще два были усыпаны драгоценными камнями. И стол был накрыт столь богато, что описать это невозможно. Сели они пировать в тот день там.
Посадил Зав на трон из красного яхонта старшую сестру и рядом Мисри, на изумрудный трон – младшую сестру и рядом Горшараба, благословил женихов и невест, достойных друг друга. На третий трон усадил он двух цариц (мать и жену), а на четвертый сели отец с сыном. И начался дивный пир, какого не видело око человеческое.
Первый день провели они там. На второй перешли в другой дворец, еще более обширный и прекрасный. Еще красивее были там троны и венцы, еще богаче столовая утварь, так что, клянусь вам, и дворец и пир так не похожи были на предыдущие, словно те были никуда не годными.
Так прошло пять дней, и каждый дворец был краше предыдущего, венец с престолом пышнее. И, клянусь вам, ни разу не подавали того же, что накануне. И яства меняли, и певцов приводили более искусных. На всех пяти пиршествах Зав щедро одаривал сестер и зятьев, облачал их в египетские и индийские одежды.
Когда истекло пять дней, сказала Маврид мужу: «Ты все себя показать желаешь, а обо мне не думаешь. Если они не переступят мой порог и не увидят богатств, оставленных мне матерью и подаренных дядей и братом, клянусь богом, все брошу в огонь!»
Услышав эти слова от Маврид, Зав сказал: «Не печалься, солнце! Я закончил оказывать свое гостеприимство; если желаешь, пусть они целый месяц гостят у тебя, я буду очень рад, клянусь тебе, и не стану противиться!»
Вышел Зав и велел пригнать бесчисленное множество слонов, верблюдов, мулов и лошадей. Сто слонов навьючили драгоценными камнями и бесценными жемчугами, двести верблюдов – нарядными платьями и одеждами, усыпанными самоцветами, четыреста мулов – шатрами и коврами, расшитыми жемчугом, чашами и сосудами для вина и всякой столовой утварью, столь богато украшенной, что, увидев ее, вы сказали бы: нет ничего на земле прекраснее. Пригнали тысячу лошадей и нагрузили сластями, благовониями, золотыми и серебряными монетами. Привели также сотню прекрасных дев – певиц и танцовщиц, нарядно одетых, еще двести девушек совершенной красоты, сто евнухов и рабов с золотыми поясами. Принесли престол царя Учинмачина с балдахином, венцом и украшениями, и половину той казны, сокровищницы, рабов и прислужниц подарил [Зав] старшей сестре и такой же престол с балдахином, трон, венец и украшения, а также прислужниц и рабов и половину всех богатств – младшей.
Пригнали сто скакунов с богатой сбруей, [доставили] по тысяче голов всевозможной охотничьей птицы, на тысячу верблюдов нагрузили доспехи, самые отборные, принесли изумрудный трон и венец из красного яхонта, пояс и шапку, прекраснее которых не было, одежду Египетской страны, расшитую бесценными камнями, и послал он это Мисри и Горшарабу и велел им передать: «Братья любимые, опора моя великая! Вы – развеиватели моей печали и радость моей жизни. Ради вас готов положить я голову и отдать душу, без вас не нужно мне ни богатств, ни сокровищ! Вы сами знаете, что я совсем недавно вернулся на родину. И не дарил вам китайских сокровищниц, потому что был гостем; вас могли обидеть недостойные вас дары, а ваши же богатства дарить я вам не мог. Ныне же не гнушайтесь сих малых даров, не обрекайте меня на смерть. Жизнью клянусь, что все мои богатства и города-крепости хотел бы я вам подарить, ибо только Эдем хотел бы я видеть больше, чем вас».