Когда пришел гонец и передал это поручение, царевичи скромно поблагодарили, поднялись, оба предстали перед Завом, поклонились до земли и благословили его: «Да не изменит господь, освещающий мир, направляющий солнце и луну, счастливого бега колесницы твоей судьбы, да пребудет неизменным твое царствование. Мы – рабы твои и прах от твоих ног. Отчего же говоришь ты нам такие слова!».
Встал новый государь Зав, поднял обоих, обнял их и сладко расцеловал. Сели все трое на престол. Если бы увидел их кто, сказал бы: трех людей, подобных этим, нет на всей земле. Прекрасный юноша был индийский царевич, но Зав превосходил его, как малую звезду превосходит безоблачная полная луна, но по сравнению с Мисри и Заву недоставало красоты и совершенства. Дивились все люди его достоинствам.
Прошло немного времени, и явился старший евнух царицы Маврид с посланием: «Да снизойдут до нас оба царя и погостят сегодня у нас как у своей сестры». Закручинились они, ибо не хотелось им задерживаться. Однако Зав посоветовал им: «Не огорчайте вашу сестру Маврид, не обижайте ее и меня, она меня упрекает за то, что вы не гостили у нее».
Поняли они, что нельзя им уехать, и сказали так: «Мы рабы ваши и ослушаться вашего повеления не смеем. Будет так, как вы пожелаете. Явимся как к повелительнице к светилу всей земли».
В тот день царица Маврид была хозяйкой для Мисри и его жены, и [в ее дворце] стояли девять престолов, полученных ею в приданое от матери, с балдахинами, накрытых так роскошно, что подобного не видело око человеческое. В каждом зале стояли два больших трона: один – из красного яхонта, другой – из изумруда. На яхонтовом троне лежал алмазный венец, на изумрудном – венец из желтого яхонта. Над ними были такие балдахины, что трудно описать. В них (других палатах) стояли золотой и бирюзовый троны. На бирюзовом лежал венец из красного яхонта и жемчуга, на золотом – изумрудный и рубиновый, а внутри горело шесть красных свечей и было еще шесть зеленых, не зажженных.
В том же зале был паланкин поменьше из желтого яхонта, и в нем маленькая тахта из бадахшанского рубина[20]
для отдохновения. Покрыта она была коврами, расшитыми жемчугом, и усыпана благовониями. Рядом стояли два прекрасных кувшина, украшенных жемчугом и алмазами. На них изумрудами и яхонтами изображены были липа мужчины и женщины; если бы вы увидели их, сказали бы, что они живые. Так украшены были ее покои, а также велела она дивно разукрасить сад.Там стояли серебряные и изумрудные деревья, на ветвях которых вместо плодов висели драгоценные камни, клянусь вам, своей зеленью и желтизной так похожие на настоящие, что казалось, будто вы попали летом в сад или райские кущи.
Посреди сада стоял дом, в котором могли пировать четыре тысячи человек и прекраснее которого невозможно было представить. Посередине находился бассейн с розовой водой, а бассейн окружали золотые драконы, из пасти которых лилось вино, наполнявшее сосуды и чаши. Весь путь от дворца Зава до дворца Маврид был устлан греческими и китайскими тканями, и вдоль дороги стояли слуги и рабы, державшие в руках золотые курильницы с алоэ, мускусом и амброй.
Шли царицы, и дорогу им указывала сама царица Маврид. Царицы вошли и воссели на яхонтовый трон, и возложила Маврид на голову Арзут алмазный венец. Вокруг расположились четыре тысячи красавиц. По одну сторону сидела тысяча жен и дочерей вельмож. Маврид осталась стоять.
Затем Зав ввел царей, и сели они на изумрудный трон. Маврид обратилась к своему супругу: «От меня брату моему, царю Мисри, передай, что не смогу я пока оказать ему достойные почести, не вступила я еще в права хозяйки. Пусть он меня извинит, что не посадила я его, льва, рядом с солнцем, и возложи на него венец, как положено, своими руками, ибо робею я и не могу подойти туда».
Подошел Зав, передал все Мисри и возложил венец. Встал Мисри, спустился с трона, поклонился [Маврид] до земли и сказал: «Благословенны те, от кого пошли такие исполненные всех добродетелей и сладости плоды, счастлив тот, кто удостоится служить вам до самой смерти. Мы же недостойны и малой толики твоей скромности. Зачем, о светило, ты оказываешь нам столько милостей, ведь мы и десятой доли того не заслужили и не сможем за всю жизнь отплатить тебе даже за одно слово!»