Рыба в чайнике

— Так, девки! — сказала Лиля строгим голосом. — Я хочу есть, спать и у меня завтра контрольная. Даю директиву: всем быстро и четко осуществить последний выход. Думаем головой. Понятно?

— Понятно! — нестройно ответили девушки.

— Хорошо. А если кто ошибется, не будем показывать пальцем кто, то не надо повторять за ней. Я, конечно, понимаю, что «вместе весело шагать по просторам», но соображение все-таки должно быть. Одна ошиблась, другие не обращаем внимания и стараемся замять инцидент.

На этот раз Форточкину чуть не затоптали.

* * *

До общежития Лиля добралась без пятнадцати одиннадцать. Дядя Вася-охранник — в камуфляжной форме и с полевым биноклем на груди (его личной гордостью и объектом насмешек обитателей общежития) — ворча и негодуя, отпирал один за другим три здоровых засова на дверях.

Всю свою неистощимую энергию дядя Вася направлял на работу, охраняя общежитие по ночам. Делал это он тщательно и неподкупно.

У него было правило, которому он не изменял в течение всей своей вахтерско-сторожевой карьеры: если студент приходит домой в 22:45, на него необходимо ворчать, если в 22:50 — его надо долго не пускать и проявлять подозрительность, а если нарушитель появлялся в 23:00, он вообще не попадал к себе.

На этот раз Лиля уложилась в срок, поэтому ей пришлось выслушать только «Ходите, ходите, когда ж вы находитесь?»

Она в свою очередь заметила, что не находится еще очень долго, так как впереди дорога длинною в жизнь. Дядя Вася лишь покачал головой.

Лифт как всегда не работал, а на лестнице как всегда не было света: опять у кого-то перегорела лампочка, и этот кто-то, не мудрствуя лукаво, позаимствовал ее из мест общего пользования. Поэтому единственным освещением были огоньки сигарет торчавших на площадках студентов.

Общежитие ворочалось, шумело и целовалось: в общем, жило своей нормальной жизнью. На втором этаже кто-то выпрашивал лекции по финанализу, на пятом пели гимн Советского Союза наоборот:

— Проклинайся заграница чужая угнетенная!

А на седьмом (Лилином родном) носилась огромная толпа студентов, вооруженная подушками, и «мочила» юношу, по прозвищу Папочка.

Лиля шарахнулась к своей двери. Рядом с ней подпрыгивала и визжала староста Горшкова:

— Так его, негодяя! Будет знать!

Папочка не стал дожидаться своей смерти и, опираясь ногами в одну стенку, а руками — в противоположную, проворно, как таракан, забрался под самый потолок и стал с высоты насмехаться над преследователями. Горшкова взвыла от негодования.

Лиля потянула ее за рукав.

— За что Папочку бьем?

У Горшковой от возбуждения даже очки запотели.

— Он, мерзавец, перецеловался со всем общежитием, а сегодня заявил, что у него сифилис в последней стадии. Все в шоке. Уже даже адрес вендиспансера отыскали, решили коллективный поход устроить… А он заявил, что это была шутка.

Лиля согласилась, что Папочка за такие шуточки должен быть подвергнут самой беспощадной расправе, и вошла к себе.

В комнате было почти темно. Галя, Лилина соседка, — в китайском халате и в бигуди — сидела за письменным столом и как всегда рисовала «липовые» печати.

Когда-то на заре своей юности она закончила художественную школу по классу миниатюры и теперь подрабатывала тем, что рисовала какую угодно продукцию по части штампов, печатей и оттисков. Надо справку из поликлиники? Ради бога! Подменить фотографию на зачетке? Двести рубликов выкладывайте, давайте фотку того дурака, который за вас согласен сессию сдавать — все будет в полном ажуре. Галя была одной из самых богатых местных жительниц и пользовалась непоколебимым авторитетом.

Вообще-то она давно перевелась на заочное отделение, но благодаря хорошо налаженному контакту с комендантшей умудрилась остаться в общежитии.

Лиля оглядела раскиданные в творческом беспорядке шмотки и книги и села на стул. Шум битвы с негодяем-Папочкой постепенно затих вдали: по всей видимости, его таки стащили вниз. Думать о чем-либо ином, кроме личной жизни, не было никакого желания.

— Галь! — робко позвала она свою соседку.

Та опустила кисточку и воззрилась на Лилю.

— Что?

— Привет, — сказала Лиля. Ей очень хотелось участия и понимания.

— Привет…

Марко должен был быть обсужден во что бы то ни стало. Не давая Гале вернуться к ее мелкоуголовному занятию, Лиля начала взахлеб рассказывать о сегодняшней встрече. Сначала Галя слушала невнимательно и неодобрительно. Потом развернулась и облокотилась рукой на стол. А потом и вовсе сказала:

— Все, Лилька, это — любовь.

В Лилином сердце заплясал огонек радости.

— С ума можно сойти, правда?!

Галька кивнула. Она знала толк в этих вещах: за ней уже целых три недели с переменным успехом ухаживал курсант артиллерийского училища Леша. Именно ради него на Галиной голове систематически стали появляться бигуди, а на губах — волнующая фиолетовая помада.

— И чего же мне делать? — спросила Лиля, надеясь услышать в ответ какой-нибудь мудрый и правильный совет.

— Штурмовать, — лаконично ответила Галя, успевшая нахвататься от своего Леши всяких военных словечек.

Не согласиться было нельзя.

Лиля принялась стягивать колготки. Освободив одну ногу, она вдруг замерла.