Рыбак

Вот так я вернулся к рыбалке. Следующие пару лет, когда Сэйди и Оливер выходили на водяную охоту, они брали меня с собой. В основном это было по выходным, два-три часа за раз – Сэйди этого отпущенного времени всегда не хватало. Мы с Оливером сделались закадычными болтунами – выяснилось, что он тоже айбиэмовец, и мы подолгу судачили о том, какой компания была и какой стала. Я сделал все, что мог, чтобы расширить их музыкальные горизонты, ставя им Хэнка-старшего и Джонни Кэша, но вкусы их остались печально ограниченными: Сэйди через пару минут объявила, что не интересуется «деревенской музыкой», а Оливер скромно признал, что его отец когда-то слушал этих парней. Когда я забрасывал удочку вслед за ними, мой поплавок всплывал всегда недалеко от берега. Сэйди меня не раз в этом упрекала:

– Надо бросать подальше! Чем дальше бросаешь – тем крупнее рыба.

– Вот поймаю я всю крупную рыбу, – шутливо проворчал я, – и тебе ничего не останется.

В ответ она фыркнула, как бы показывая, что думает о такой возможности.

…Двадцатый век потихоньку становился двадцать первым – одно тысячелетие шло на смену другому. В мировом театре горе-актеры продолжали разыгрывать одну кровавую драму за другой – Босния, Руанда, Косово. В своем отечестве тоже не было пророка – взрывы в Оклахоме, дурацкий фарс с Моникой Левински. Я ждал, когда одна тысяча девятьсот девяносто девятый перейдет в двухтысячный, достаточно уверенный в прогнозах Оливера по поводу того, что Y2K[12]

наделает немало шуму. Одиннадцать месяцев спустя все новостные агентства уже трезвонили о провале президентских выборов 2000 года, хотя мне вся эта суета казалась пшиком на пустом месте.

А следующей осенью, осенью больших перемен, эпоха продемонстрировала всем нам свое истинное лицо, когда пали башни-близнецы. Сэйди к тому времени исполнилось двенадцать лет – в таком возрасте защищать детей от ужасов мира уже бесполезно. Ее мать преподавала историю в школе Гугенота, и я невольно подумал о том, каково ей будет объяснять детям геополитику, что скрывается за атаками. Сэйди спросила меня об этом в следующую субботу, когда мы шли к ручью. Мать сказала ей, что террористы верят в то, что делают Божью работу, что им уготовано место в раю. Отец же заметил, что они – просто обозленные на все, переполненные ненавистью люди. Самой же ей они показались попросту сумасшедшими.

– А ты? – спросила она. – Что об этом думаешь ты?

– Не знаю, – честно ответил я. Я не был уверен, что в должной мере понял ситуацию, чтобы мои суждения имели хоть какой-то вес. Но опираясь на все известное мне, я смог сподобиться лишь на такие слова:

– Что ж, если люди, ответственные за эту бойню, достигали какой-то великой цели, то их средства безнадежно осквернили эту цель.

Я наполовину ожидал, что Сэйди спросит, о чем я, но она, кажется, поняла.

В последующие годы, будто отвечая изменившейся обстановке в мире, сама погода претерпела заметные изменения. Зачастили штормы, на округу постоянно налетали доселе невиданные по силе ливни, берега размывало. Может быть, плохая погода была лишь малым симптомом большой болезни. Ежели так – мы потихоньку вступали в следующую ее фазу, потому как каждые несколько месяцев местные ручьи и реки повадились выходить из берегов. Поля к западу от Гугенота затопили воды Сварткила, образовав большое озеро, что превратило поездку с левобережья в город из дела на десять – пятнадцать минут в вояж на час с большим объездом. Мой дом располагался достаточно высоко над поймой, чтобы я не нервничал по поводу наводнений – основная угроза исходила от того самого маленького ручья, что иногда взбегал по полю, отсекая мне подъезд, и окружал меня добрыми шестью дюймами воды. Однажды я обнаружил, что подвал мой превратился в небольшой бассейн. К счастью, ничего особо ценного там не хранилось, и для ликвидации последствий Оливер одолжил мне свой вакуумный насос. Сэйди предложила мне оставить воду в подвале и запастись рыбой. Я отшутился, стараясь скрыть страх – вид темной воды, выступившей под моими половицами, заставил ладони покрыться нервной испариной.

То, что метеорологи нарекли «потопом, ознаменовавшим столетие», произошло через три года после моего возвращения к рыбалке. Стояла середина октября, и тепло, которое лето одолжило осени, потихоньку таяло. Со стороны Карибских островов пришел ураган четвертой категории, поизносившийся до простого тропического шторма на пути через Каролину и Вирджинию – что, впрочем, не помешало ему устроить нам полтора дня ливней и порывистого ветра, сорвавшего последние листья с веток.