Рыбак

Легко сказать «сумасшедший» – просто еще одно слово, за которым ничего, по сути, не стоит. Но как Говард мог быть кем-то еще, кроме безумца или выдумщика? Мертвецы, что встают и ходят, черная магия, монстры из других миров – материал для фильма ужасов, но никак не для хорошей рыбацкой байки. Похоже, нас с Дэном только что столь славно обули, что ходить нам в наших новеньких клоунских башмаках еще долго. Говард что-то упоминал о том, что хотел стать писателем, – и поэтому у меня было сильнейшее подозрение в том, что он только что рассказал нам сюжет своего первого романа.

Но… хоть я и не мог отдать должное странным событиям, которые он упомянул, не говоря уже о совершенно фантастических, ни разу за время рассказа мне не показалось, что Говард лжет. Это уже само по себе являлось отличительной чертой бывалого заливалы… Но было что-то в его словах, какое-то подводное течение, намекавшее на капельку правды в своих водах, и это раздражало меня больше всего на свете. Говард ведь явно был недоволен поведанной историей – как будто ему не нравились ее детали даже больше, чем, как он мог ожидать, они не пришлись по душе нам.

Все равно – остаются детали. Если верна пословица о том, что именно в них сокрыт нечистый, тогда в эту историю набилась добрая половина ада. В смысле – магические руны, вырезанные кухонным ножом? Веревки с вплетенными в них рыболовными крючками? Топоры, смоченные в крови убитого? Не говоря уже о художнике, который перерезал себе горло опасной бритвой после того, как увидел женщину в черном.

Дождь ослаб, мир вокруг посветлел – солнце всеми силами пыталось пробиться сквозь завесу облаков. Я притормозил. С чего это вдруг мне вспомнился художник, разве Говард о нем говорил? Тогда с какой стати он пришел мне в голову? Я свернул в переулок направо от площадки для барбекю. Пытаясь сохранить в голосе беззаботность, я спросил Дэна:

– Ты уверен, что хочешь порыбачить в этом месте?

– Вот только не говори мне, что купился на ту чепуху.

Я не стал отвечать ему. Молча вырулив на ответвление «А» Двадцать восьмого шоссе, я направился на запад, к южному краю водохранилища. По этому маршруту я ездил много раз – сначала на воскресные пикники с Мэри, затем в поисках мест для рыбалки, ну и в конце концов – с Дэном, дабы показать ему эти самые места. Сегодня утром дорога казалась более узкой, в ее извивах почему-то стало труднее ориентироваться. То и дело попадались большие лужи, и из-под шин поднимались фонтаны брызг. Ветви растущих по сторонам дороги деревьев, отягощенные дождевой водой, свисали до самой нашей машины, одна из них даже прошлась по крыше с неприятным металлическим звуком.

Возьми себя в руки, приказал я себе. В конце концов, сказка Говарда была не одинока в трактовке того, что якобы залегло на дне водохранилища. Еще во времена колледжа мне приходилось слышать что-то о затопленном городе. Точно помню – однажды мы поехали в чьем-то фургоне (возможно, то был мой самый первый визит в эти места) выпить пива и поглазеть на звезды. Меня приняли в компанию из-за моего скромного умения бренчать на гитаре мало-мальски популярные песенки. Как раз тогда, когда я разминал пальцы перед небольшим костерком, ко мне подсела какая-то девица и спросила, знаю ли я о городе на дне водохранилища. Не помню, что ей ответил – скорее всего, признался в неведении. Так вот, та девица сказала мне, что водосборник построили прямо поверх некоего поселения, и что если в ясный день заплыть в самую его середину и глянуть вниз, то можно увидеть верхушку церковного шпиля, торчащую из глубины.

Честно говоря, я долгое время верил в это, даже пересказывал байку другим людям, пока спустя годы она не вернулась ко мне через другого друга. Подобные истории, как я подметил, расхожи в местах, где люди живут близко к воде. Что-то есть чарующее в самом образе – дома, лавки, церкви, погруженные во тьму вод, отрешенные от света солнца, облюбованные стайками рыб; что-то в образе, заставляющее нас задумываться о неумолчной поступи времени или о чем-то в этом духе.

Дорога пошла вверх, взбираясь на откосы холмов, обращенных к южному берегу водохранилища. Справа от нас уровень земли, напротив, понизился – сначала деревья ушли вниз наполовину, потом целиком, и вот мы уже смотрели на зеленые кроны, пробивающиеся сквозь низкие облака, дрейфующие вверх по склону. Там, вдали, водохранилище возлежало серебряным зеркалом, обрамленным туманом и горами, чистым листом бумаги, открытым для всякого, кто еще сохранил способность писать. И почему бы не доверить этому листу историю о женщине, чье не до конца мертвое и не вполне живое тело шаталось по трудовому лагерю в поисках своих детей, о языке, чьи могущественные слова изменяли реальность, о морском чудовище, о котором написано еще в Библии…

– Итак. – Неожиданно громкий звук собственного голоса испугал меня. – Что ты думаешь об истории старины Говарда?

– Думаю, что, если бы в этой истории было чуть больше горячечного бреда, его бы точно заперли в вытрезвителе пожизненно.

– И все-таки…