Рыбка из «Аквариума»

— Там происходят глубокие сдвиги в экономике! Из государственной она превращается в получастную. Госпредприятия начинают работать, как говорят русские, «налево». Растет, как раковая опухоль, черный рынок. Он. расшатывает и без того гнилые устои социалистической плановой экономики. Она не сегодня-завтра пойдет с ускорением под откос. И что станут делать руководители СССР? Чтобы удержаться, схватятся за атомную бомбу!

— А почему вы так думаете о русских вождях? Они такие безмозглые? Американцы им ответят немедленно!

— Но будет уже поздно! Начнут рваться бомбы! А насчет вождей… Все-таки это люди с ограниченными умственными способностями. Что станут делать они, когда наконец поймут, что остальной мир ушел вперед более чем на полвека? Вспомните Прагу! И не забывайте, что в истории социализма, германского и советского, налицо поразительное сходство. Во многом!

— А знаете, о чем я подумал? — сказал Род с улыбкой на устах. — Раз вы так «влюблены» в Советскую Россию, почему бы вам не отправиться туда снова?

Немец замолчал и надулся. Однако пригласил Рода отужинать в «Риц». Когда Род дал согласие, немец процедил сквозь зубы:

— Danke schön, — и Род впервые почувствовал, что взгляд немца заставляет собеседника моргать и отводить глаза. — Благодарю покорно. Русское гостеприимство у меня в печенках сидит.

— De gustibus non disputandum[22], — мирно откликнулся Род и подумал: «Последний раз сообщу в «Аквариум» о его провокациях, и если там опять промычат, я этого тевтона просто отравлю к чертовой матери!»

* * *

Работа спорилась, но Мишель уже не испытывал от этого удовлетворения. Глория таяла на глазах, исходила душой. Расстройство психики было налицо, однако он долго бился над тем, чтобы установить истинную причину состояния жены. Размышляя, он понял: Глория страшится не того, что он может быть разоблачен, а того, что она с дочерями может остаться одна, без средств к существованию. Она часто повторяла: «В один ненастный день ты исчезнешь!»

Род делал все, чтобы украсить жизнь семьи, но какой врач, какие силы в мире могли вернуть Глории душевный покой и здоровье? Она теряла рассудок на глазах. И однажды, в середине марта 1977 года призналась ему:

— Мишель, у меня больше нет сил! Любовь моя к тебе превращается в ненависть. — На днях я поймала себя на мысли, что готова убить тебя, когда ты спишь!

Род молчал, нутро его сжалось от тоски.

— Ты слышишь, Мишель? И я боюсь, что однажды я это сделаю. Я уже знаю как! Поэтому я решила уехать! Оставайся один! Уеду в Халапу к сестре! Она была здесь, видела, что со мной происходит…

— Ты ей рассказала?!

— Нет! А надо бы! Может, помогла бы советом.

— Ни слова не говорила? Скажи правду, не бойся, Глория.

— Говорю, что нет! Она пригласила, и я уеду с девочками! А ты как хочешь!

— Ну, поезжай на время, отдохни…

— О, нет! Нет! Не на время — навсегда! Там устроюсь, стану работать, сообщу…

— Не говори! Не произноси этого слова! Глория, ты же хороший человек! Ты убьешь меня, — сказал Серко, а в голове мелькнуло: «Или убьют тебя».

Из казавшихся уже высохшими до безводья глаз брызнули крупные слезы. Жена разрыдалась.

— Поплачь, тебе будет легче, — только и посоветовал откровенно растерявшийся Мишель.

— Мне станет легче? — Род ощутил, что жена сумела взять себя в руки. — Мне станет легче только в одном случае: если ты бросишь то, чем занимаешься! Оставь это дело!

— Глория, родная моя, я тебе тысячу раз говорил, что у каждого человека есть свой долг. И твой отец ему служил. И я делаю большое, важное дело во имя всего человечества!

— Оставь это! У тебя есть семья! Наконец, ты этим можешь заниматься другим способом. Открыто!

— Не могу! Не могу ничего изменить. А в дело верю! И не могу еще потому, что из нашей организации не уходят так просто. Никто никогда не уходил! — В ушах Петра Серко звучали слова генерала, произнесенные им более четверти века назад: «Вход к нам труден, старший лейтенант Серко, но выход вообще закрыт! Он невозможен! И чтобы никогда в твоей голове не родилась подобная мысль!»

— Ты попроси политическое убежище в Мексике. В МВД еще работают люди, которые хорошо знали моего отца.

Серко содрогнулся от этой мысли, а Глория продолжала:

— Еще вернее тебе дадут политическое убежище в США. Расскажи им все, повинись…

— Ты с ума сошла! — Он взорвался, стал кричать, что жена глупая, пустая женщина. — Ты ничего не понимаешь! Эгоистка! Думаешь только о себе! Мы предотвращаем войну. От атомной бойни не уцелеет и Мексика! Нам обязана вся планета. Ты об этом подумала?

Глория испугалась, она никогда не видела мужа в таком состоянии и замолчала. Погладила его по голове, как могла успокоила. Но твердо заявила:

— Тогда очень скоро я уеду! Насовсем!

Еще через неделю, когда он вернулся домой ближе у вечеру, Мишель не обнаружил дома жены и дочерей, а на столе увидел записку: «Мишель, я уехала с девочками. Ты нас можешь найти. Однако не делай этого до тех пор, пока не покончишь со старым! Целую, Глория».

* * *