Рыбка из «Аквариума»

Он уже не мог спать без сильной дозы снотворного, но и при этом засыпал с трудом. Что-то в нем сломалось. Свой долг он продолжал исполнять исправно. Генерал-полковник Зотов, возглавлявший управление информации ГРУ, то и дело присылал в Мексику Тридцать седьмому шифровки с благодарностями. Свободное время Род уделял чтению.

Однажды он вскочил с постели в холодном поту. Ему пригрезилось, что ЦРУ в Мексике нащупало его и установило в доме новейшую технику. Она записывала размышления русского агента, на мыслительный процесс которого была настроена. Собрав на него достаточно материала, Мишеля схватили на улице и привезли в особняк, где дали прослушать записи. Вот одна из них: «Быть или не быть — вот в чем вопрос. И его надо решать! Лучше раньше, чем позже. По Библии — беда тому, кто остается в одиночестве! Это обо мне. Меня покинули жена и дочери. А я разрываюсь между любовью к семье и чувством долга. О, праведные силы, ведь жить — значит действовать! А что же я? Замешкался. Вот в чем ответ! Однако что же делать?» Тут американцы отключили запись и говорят: «Мы знаем! Вот — подпишите это! Мы вам поможем. Подпишите, и много денег будет для содержания семьи!..»

Мишель проснулся. Пришел в себя. Шатаясь, направился под холодный душ. И там сказал себе: «Ведь правда, надо что-то делать! — И еще через минуту: — Я знаю — что!»

* * *

Решение было необычным, странным, диковинным… Приняв его, Мишель Род — Петр Серко начал мешкать, оттягивать час исполнения.

Меж тем агент, принятый Родом на связь в Копенгагене, давал ценную информацию. По материалам было видно, что он получает ее от разных источников. В последней закладке в тайник были сведения о новом составе металла, используемого теперь ракетостроителями США, о новой электронной технике для боевых вертолетов в системе наведения их ракет, кроки с двигателя нового немецкого танка, добытого ЦРУ в Западной Германии. К донесению была приложена записка: «Из достоверного источника! Кто-то из высоких руководителей внешней торговли в СССР осуществляет крупную аферу: в США и, должно быть, в другие страны поступает паюсная икра — осетровая, севрюжья и белужья, а также и зернистая в консервных банках «Снатка» и «Шпроты». Американский экспортер утверждает, что крупные суммы денег в долларах он переправляет в Союз».

Прошло три месяца, как уехала Глория с девочками, и целый месяц с того дня, как он принял решение. Меж тем неизвестно, сколько бы он еще пребывал в состоянии раздумья, не получи письма от старшей дочери Анны. Та писала, что все страдают, «мама то и дело плачет без причины, я, Ира и Леночка очень тебя любим и тоскуем по тебе. Брось все, папа, приезжай! Мама не знает, что я тебе пишу. Приезжай!»

Мишель с трудом удержал слезы, долго вертел письмо в руках, прижимал к сердцу, целовал.

Когда он наконец решительно поднялся с дивана и подошел к большому зеркалу, лицо его было цвета бутылочного стекла. Мишель сделал шаг в сторону бара, налил половину чайного стакана конька из бутылки «Наполеон» и залпом выпил. Так же быстро он прошел в лабораторию, сел к столу, положил перед собой чистый лист бумаги.

Взяв ручку, он задумался. По ту сторону рабочего стола Петру Серко померещился «слон» из Академии, в обязанности которого входило тихо, ненавязчиво, без аффектаций сделать так, чтобы в мозг каждого будущего офицера ГРУ врезалось и сохранилось там до последнего издыхания сознание, что следователи ГРУ умеют заставить сознаться любого в чем угодно, и даже в том, к чему он никогда не имел отношения. Этого «слона» боялись и ненавидели, но его оценки в аттестации имели особый вес.

Петру подумалось, что его случай был именно таким. Он решил обратиться в «Аквариум» с просьбой, с которой нельзя было обращаться. Законы «Аквариума» это не предусматривали, в его истории такого не случалось.

И Серко почти услышал — так ему казалось — голос из темноты за абажуром настольной лампы: «Помните, что вступить в ГРУ трудно, но оставить не только трудно — невозможно. Только смерть или почетная пенсия».

Петр заговорил вслух и по-русски: «До пенсии мне далеко. Да и кто отпустит? Здесь все идет как по маслу. Вот ситуация — работаешь хорошо, но это не в твою пользу. А я страшно устал. Я не бегу. Свое отработал и заслужил остаток жизни провести спокойно, в семье, которая сложилась. Я сделал все, что мог, и идущие мне на смену пусть сделают лучше. Я не враг! Хочу только, чтобы за мой труд мне позволили любить жену, детей, страну, в которой я окончу свои дни».

Полковник Серко вспомнил грустное лицо любимого преподавателя Академии, когда Петр навестил того в прошлый сентябрь. И всплыла в памяти одна из сентенций Мирова: «Система наша безжалостна. Восставать открыто против нее гибельно, опасно». Но вместо того, чтобы ощутить прилив осторожности, он испытал чувство еще большей решимости.