Одна – стара и безобразна. Она тяжело дышит и при ходьбе опирается на длинную палку. Вся её одежда увешана бирюльками и вырезанными из кости фигурками. Вторая молода. На ней крестьянская одежда. Она с беспокойством глядит по сторонам и не выпускает руку старухи.
Дон Альфаро рассматривает их. Некоторое время.
– Можешь ничего не рассказывать, – говорит он старухе. Говорит не на местном наречии, а на провансальском, говорит так же свободно, как будто это его родной язык. – Всё, что ты рассказала моим людям, я уже знаю. Знаю я и то, как поначалу ты спутала своего господина с инструментом, который был предназначен для того, чтобы исполнить его волю. Это большая глупость, Рихо.
Старуха перебирает завязки на своём платье и кланяется:
– Так, господин граф. А что до того человека... Так ведь понимаете – не знала я ведь ничего. Мой повелитель в видении обещал, что придёт. А когда тот рыцарь явился, так я подумала, что это он и есть. Больно уж не похож он был на обычного-то человека. Да и когда волю его хотела отнять, не вышло у меня ничего, а будто оттолкнуло меня от него что-то. Вот я и подумала: может, это и вправду мой господин? Может, вошёл он в человека, а освоиться как следует не сумел, а потому и говорит временами что-то совсем непонятное?
Граф негромко смеётся:
– Ты дура, Рихо.
– Вот уж вы правы, ваша светлость, – дура дурой, – старуха тоже пытается засмеяться в тон Альфаро, но получается у неё не очень естественно, – это уж потом от ваших уже людей я узнала, зачем господин привёл в Лангедок этого рыцаря и чего от него хотел добиться... Жаль, конечно, что не всё вышло так, как вы хотели...
– Вышло так, что лучше и не придумаешь, – перебивает её граф, – а то, что моим людям не пришлось вылезать, чтобы подправить события, – так это даже и хорошо. Один дьявол только и знает, что мог бы натворить наш отшельник, если бы почувствовал чужое вмешательство. А так... Вышло – лучше и не придумаешь, – повторяет он.
– Значит, удалось? – осторожно спрашивает старуха. – Ведь мы, после того как ваши люди нас из деревни взяли, и не слышали ничего толком про то, что там дальше случилось.
Альфаро несколько секунд, улыбаясь, смотрит на старуху.
– Можешь радоваться, старая ведьма. Твоя порча оказалась удачна, как никогда. Приманила, как я слышал, к вашей деревеньке целую банду.
– А дальше-то, дальше-то что было? – спрашивает старуха, и живой интерес вспыхивает в её глазах.
– А с госпожой Амандой что? – набравшись смелости, спрашивает её молодая спутница. – Плохо, если с ней что-нибудь случилось, потому что она нам никогда зла не чинила...
Альфаро, не отвечая, смотрит на них, и под его взглядом женщины теряются. Улыбка графа становится шире, в ней сквозит какое-то умиление.
– Зачем вам это знать? – спрашивает он. – Для всего мира вы мертвы. К чему мёртвым интересоваться такими подробностями?
Женщины в замешательстве.
– Приведи солдат, – говорит граф Мигелю.
А когда вооружённые люди появляются в зале, граф распоряжается:
– Старуху – сжечь... Эй, куда вы её поволокли? Стоять. Сначала – при мне – свяжите ей руки, завяжите глаза и рот. Эта женщина – ведьма, и она может околдовать вас. А что до молоденькой... – Он задумчиво глядит на Жанну и снова переходит на южнофранцузский диалект. – Девочка, отвечай на мои вопросы правдиво, ибо от этого зависит твоя жизнь. Ты уже присягала Великому Мастеру, или же, как его именуют в просторечье, Сатане?
Жанна с ужасом смотрит на бабку, которую солдаты валят на пол и вяжут руки, потом – с ещё большим ужасом – на графа и отрицательно трясёт головой.
– Превосходно. Доводилось ли тебе когда-нибудь встречаться... с отшельником Иммануилом, который жил недалеко от вас?
– Да... Один раз... Я видела его издалека... Бабушка запрещала мне разговаривать с ним.
– Твоя бабушка совершала иногда и довольно разумные поступки... – Лицо графа озаряется улыбкой.
– Итак, – произносит он с удовлетворением, – все в сборе. Ненависть, Истина и Сила. В темницу её! Да стерегите получше.
Глава третья
...Родриго умер не сразу. Несмотря на тяжесть полученных ран, он был ещё жив, когда мы с Жаном вынесли его с ристалища. Каким-то чудом он сумел протянуть ещё несколько часов, сражаясь со смертью с таким же упорством, с каким бился со своими врагами при жизни. Уже зашло солнце, а он всё медлил ступить за последний рубеж, отделяющий живых от мёртвых. Было ясно, однако, что до утра он не дотянет.
...Ричард Английский и другие гости графа Раймона пировали во дворце, отмечая завершение турнира, а мы с де Эльбеном сидели перед шатром Родриго и смотрели на пляшущие языки крохотного костерка, разгонявшего тьму. Не в наших силах было чем-либо помочь барону. Единственное, что мы могли сделать, – найти священника, который подготовил бы барона к смерти, проведя все те обряды, коим жители этого века придавали такое большое значение. Родриго, который то приходил в сознание, то снова уплывал в забытьё, сейчас разговаривал с ним, а мы с де Эльбеном ждали завершения этого разговора, потому что больше нам делать было нечего.