Читаем Рыцарь короля полностью

Взгляд де Норвиля не был таким же пристальным, он холодно скользнул по Блезу - без всяких признаков уклончивости, но абсолютно безразлично. И в самом деле, он казался настолько спокойным, что любой посторонний наблюдатель, увидев невозмутимого де Норвиля и пылающего гневом Блеза, сразу предположил бы, что первый безгрешен, а второй виновен во всех на свете преступлениях.

- Ваше величество посылали за мной?

В каждом движении де Норвиля сквозило изящество и почтительность. От его одежды, манер и красивого лица веяло уверенностью и достоинством. Потом, повернувшись в сторону Анны Руссель, он выразил на лице изумленное восхищение и отступил на шаг:

- Это?..

Вопрос деликатно завис где-то между робостью и восторгом.

- Да, друг мой, - улыбнулся Франциск. - Сожалею, что вам приходится впервые встретить свою невесту в таких обстоятельствах. Тем не менее я счастлив, что именно мне доводится представить вас друг другу. Миледи Руссель - мсье де Норвиль.

Анна привстала для реверанса; де Норвиль, целуя ей руку, почти преклонил колено.

- Наконец-то! - сказал он, и ему удалось вложить в свои слова и страсть, и восхищение, и радость от исполнившегося стремления. Он был одновременно мягок, нежен и величествен.

Ни одна женщина, что бы она о нем ни думала, не смогла бы игнорировать его обаяние. Анна улыбнулась и пробормотала пару фраз.

Он снова поклонился:

- Так редко бывает, миледи, что осуществленная надежда посрамляет самый смелый полет воображения...

Затем последовали выражения заботы о её благополучии, сожаления по поводу неблагоприятных обстоятельств, над коими он не имел власти и кои до сих пор препятствовали ему пасть к её ногам.

Блез, слушая поток любезностей де Норвиля, вынужден был признать, что человек этот великолепен, и позавидовал ему; гнев его от этого, однако, не утих.

- Надеюсь, мадемуазель, - говорил между тем де Норвиль, - то, что со времени нашей помолвки я исправил старые ошибки и обратился к покровительству его величества, не создаст у вас предвзятого мнения обо мне...

Она ответила дипломатично:

- Когда вы расскажете мне о причинах вашего обращения, мсье, то они, без сомнения, убедят меня. Разумеется, я с нетерпением ожидаю, когда смогу их выслушать, и надеюсь, что его величество позволит мне услышать их вскорости.

- Не позже, чем сегодня, - вставил Франциск. - Но пока что нам надо управиться с другим делом.

И обратился к де Норвилю:

- Мсье, вот этот арестант, Блез де Лальер, заявляет, что расписка, которую вы мне передали, - поддельная. Это весьма серьезное обвинение. Что вы можете ответить на него?

Центр сцены сразу же переместился. Однако глаза де Норвиля на миг ещё задержались на Анне, прежде чем он перевел рассеянный взгляд на Блеза.

- Подделка?

- Вы знаете, что это подделка, - вспыхнул Блез. - Вам известно, что я не принял предложенной вами должности капитана в войске герцога Бурбонского. Вам известно, что произошло во время обеда, когда вы и другие набросились на монсеньора де Воля, и то, как я один вместе с маркизом стоял на стороне короля и как мой отец из-за этого обошелся со мною. Я все ещё не могу поверить, что есть человек, настолько лишенный стыда, чтобы составить этот документ и подделать мое имя и печать в полном противоречии со всем, что произошло в действительности.

На этот раз де Норвиль спокойно выдержал пристальный взгляд Блеза. У него был невозмутимый, хотя немного скучающий вид. В конце речи Блеза он улыбнулся.

- Ваше величество, что я могу сказать? Бумага эта говорит сама за себя. Монсеньор Дюпра, я уверен, позаботился сравнить подпись и печать с другими, заведомо подлинными. А что до всего остального, тут только слово этого человека против моего - если не брать в расчет, что его действия подтверждают мою правоту. Я признаю, что если бы он исправно служил вашему величеству, то оставалось бы место для сомнений. Но он послужил вашему величеству столь плохо, что вследствие его попустительства провалился главный, мастерски задуманный ход против врага. Разумеется, его расписка на сто пятьдесят ливров - не единственный счет к нему. Я весьма удивился бы, если бы он, будучи пойман, как сейчас, не объявил бы её подделкой. А что ещё ему остается?

- Вот и я то же самое сказал, - кивнул король. - Хороший ответ.

И снова Блез почувствовал, что у него нет слов, - и на миг ошутил свою беспомощность. Что можно противопоставить такому наглому бесстыдству? Ох, если бы только он мог схватить этого де Норвиля за глотку...

- Нет, сир, с вашего позволения, - вмешался тут Пьер, которого не устрашили нахмуренные брови короля, - не такой уж хороший ответ. Пусть он скажет, почему - если господин де Лальер действительно принял герцогские деньги, - почему он пытался убить его вместе со всеми нами по дороге в Роан. Дьявольски странную шутку он пытался сыграть с одним из своих собственных людей, как я посмотрю!

- Клянусь Богом, - резко оборвал его Франциск, - с вашим языком вы сядете в сортир, мой милый, и причем очень скоро... Однако в его словах есть смысл - да, признаю это, - есть смысл, господин де Норвиль.

Тот поднял брови:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 величайших соборов Европы
100 величайших соборов Европы

Очерки о 100 соборах Европы, разделенные по регионам: Франция, Германия, Австрия и Швейцария, Великобритания, Италия и Мальта, Россия и Восточная Европа, Скандинавские страны и Нидерланды, Испания и Португалия. Известный британский автор Саймон Дженкинс рассказывает о значении того или иного собора, об истории строительства и перестроек, о важных деталях интерьера и фасада, об элементах декора, дает представление об историческом контексте и биографии архитекторов. В предисловии приводится краткая, но исчерпывающая характеристика романской, готической архитектуры и построек Нового времени. Книга превосходно иллюстрирована, в нее включена карта Европы с соборами, о которых идет речь.«Соборы Европы — это величайшие произведения искусства. Они свидетельствуют о христианской вере, но также и о достижениях архитектуры, строительства и ремесел. Прошло уже восемь веков с того времени, как возвели большинство из них, но нигде в Европе — от Кельна до Палермо, от Москвы до Барселоны — они не потеряли значения. Ничто не может сравниться с их великолепием. В Европе сотни соборов, и я выбрал те, которые считаю самыми красивыми. Большинство соборов величественны. Никакие другие места христианского поклонения не могут сравниться с ними размерами. И если они впечатляют сегодня, то трудно даже вообразить, как эти возносящиеся к небу сооружения должны были воздействовать на людей Средневековья… Это чудеса света, созданные из кирпича, камня, дерева и стекла, окутанные ореолом таинств». (Саймон Дженкинс)

Саймон Дженкинс

История / Прочее / Культура и искусство