Читаем Рыцарь короля полностью

Норвиль был в черном костюме, богато расшитом серебром, с широкими, разрезанными по моде рукавами, на голове - шляпа с белым пером, на указательном пальце сверкал надетый поверх перчатки перстень с камнем. На мрачном фоне кладбищенского двора его модная элегантность выделялась особенно резко.

Она кивнула; глаза её были спокойны.

- Итак, я ожидаю, сударь, услышать соображения, которые привели вас к столь поразительному вольту... Почему?

Он был слишком проницательным человеком, чтобы отделаться шуточками.

- Расскажите мне сначала, - сказал он, - что вам уже известно. Может быть, ваш брат кое о чем намекнул вам...

- Да, но он сказал только, что вы начали осуществлять какой-то большой план и что вы ознакомите меня с ним, когда мы встретимся. Но такого я не ожидала.

- Не ожидали? А между тем, что может быть более естественным, более выгодным, чем служение королю? Я уже получил обратно свои владения в Форе.

- Сударь, не будем терять времени, потому что я ещё служу Англии.

- И можно даже не пытаться убедить вас стать ренегаткой? Я было уже поверил, что вы не считаете меня таким полным предателем, каким я выгляжу. А почему?

Ее лицо оставалось таким же непроницаемым, как и у него.

- Потому, что человек с вашими талантами, мсье де Норвиль, ожидал бы получить гораздо больше от монсеньора де Бурбона, поддерживаемого Генрихом Английским и императором Карлом, чем от Франциска Валуа. И потому, что сейчас дела Франции выглядят весьма неважно.

- Отлично рассудили! - В его глазах блеснул огонек восхищения. - И отлично сказали! Вы не болтаете о верности и тому подобном - вы говорите о выгоде, самом властном побудительном мотиве в этом мире. Клянусь мессой, миледи, я столь часто мечтал о такой женщине, как вы, - не об игрушке, но о соратнице и вдохновительнице. Примите уверения в величайшем почтении! Вы сегодня блестяще управились с королем. Абсолютно точный подход! Что же касается того великолепного хода, который вы сделали против этого де Лальера в Нантюа, то о такой веселой штуке я в жизни не слышал. Когда мы встретились в Гайете, милорд Руссель - он, как вам известно, обычно немногословен, - признал, что успехом своей миссии обязан вам. Господа Шато и Локингэм были весьма щедры в похвалах вашему искусству.

- Благодарю вас, сударь.

- И подумать только, что этот приз достался мне! - В голосе де Норвиля зазвучала страсть. - Когда мы поженимся и соединим наши умы, мы станем силой в Европе. Мы сможем действовать заодно, словно рука и перчатка!

Она не спорила с ним. В шахматной партии, которую они разыгрывали, каждому нужно было проявлять величайшую осторожность. Она позволила Норвилю истолковать её тон, как ему угодно, и он решил, что такой тон ему нравится.

- Ну, а пока что, сударь, не дадите ли мне сейчас в качестве задатка немного вашего доверия?

Он рассмеялся:

- Все доверие, до конца... Ну что ж, миледи, ваши догадки, конечно, верны. После стольких лет на службе у герцога, после того, как я стал его главным доверенным лицом, сейчас, когда судьба обещает ему столь многое, не такой я дурак, чтобы предать его ради возврата моих земель в Форе. Если он победит - а я верю, что он победит, - я могу рассчитывать не меньше чем на герцогство. Ставки высоки и стоят того, чтобы рискнуть...

Он прервал речь, чтобы поклониться:

- Госпожа герцогиня!

- Однако же, судя по тому, что я узнала сегодня, вы определенно предали его - в некоторой мере.

- Да, так оно выглядит. Доверие короля нельзя купить задешево. Но заметьте вот что: насчет союза герцога с Англией, насчет сил вторжения, планов нападения и прочего - я не сообщил королю ничего такого, что его собственные шпионы и лазутчики не доложили бы через неделю-другую. И действительно, о многом уже доложено - в подтверждение моих слов.

- Вы раскрыли сторонников герцога.

Де Норвиль улыбнулся:

- И поздравляю себя с этим ходом. Ничто иное не укрепило так доверие короля ко мне. Однако, заметьте - не названо ни одно имя влиятельного человека, кроме тех, которые уже в тюрьме, как Сен-Валье Сен-Валье был осужден на смерть; его дочь, знаменитая красавица Диана де Пуатье, вымолила у короля прощение отцу ценой своей чести (впоследствии была фавориткой сына Франциска, будущего короля Генриха II). Проклятие Сен-Валье королю основная психологическая пружина драмы Виктора Гюго "Король забавляется", легшей в основу оперы Джузеппе Верди "Риголетто".>. Остальные - мелкая сошка, мало значащая для дела герцога. И все они терпят не более чем временные неудобства, что большинству из них известно.

- Не понимаю.

- Сейчас поймете, мадемуазель. Спросите себя, какова может быть причина всех этих маневров. Ну, давайте, покажите мне, что вы действительно так проницательны, как я думаю.

Она отрешенно смотрела мимо него, куда-то вдаль за покосившиеся надгробья.

- Судя по вашим обвинениям против маркиза де Воля, капитана Баярда и... не знаю, против кого еще... - Она остановилась и вопросительно взглянула на него.

- Да, да, - подбодрил он, - сюда будут замешаны и принцы крови. Ну, ну!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 величайших соборов Европы
100 величайших соборов Европы

Очерки о 100 соборах Европы, разделенные по регионам: Франция, Германия, Австрия и Швейцария, Великобритания, Италия и Мальта, Россия и Восточная Европа, Скандинавские страны и Нидерланды, Испания и Португалия. Известный британский автор Саймон Дженкинс рассказывает о значении того или иного собора, об истории строительства и перестроек, о важных деталях интерьера и фасада, об элементах декора, дает представление об историческом контексте и биографии архитекторов. В предисловии приводится краткая, но исчерпывающая характеристика романской, готической архитектуры и построек Нового времени. Книга превосходно иллюстрирована, в нее включена карта Европы с соборами, о которых идет речь.«Соборы Европы — это величайшие произведения искусства. Они свидетельствуют о христианской вере, но также и о достижениях архитектуры, строительства и ремесел. Прошло уже восемь веков с того времени, как возвели большинство из них, но нигде в Европе — от Кельна до Палермо, от Москвы до Барселоны — они не потеряли значения. Ничто не может сравниться с их великолепием. В Европе сотни соборов, и я выбрал те, которые считаю самыми красивыми. Большинство соборов величественны. Никакие другие места христианского поклонения не могут сравниться с ними размерами. И если они впечатляют сегодня, то трудно даже вообразить, как эти возносящиеся к небу сооружения должны были воздействовать на людей Средневековья… Это чудеса света, созданные из кирпича, камня, дерева и стекла, окутанные ореолом таинств». (Саймон Дженкинс)

Саймон Дженкинс

История / Прочее / Культура и искусство