Читаем Рыцарь короля полностью

Это был прозрачный намек на то, чтобы его мать и старый министр обошли молчанием многие подробности и возложили всю вину на де Норвиля. Его величество оказался не единственным, кого ввел в заблуждение этот непревзойденный лицемер и негодяй. Даже проницательный канцлер Дюпра был совершенно одурачен, как и большинство придворных.

- Да, - заявила регентша, - воистину можно утверждать, что проклятый де Норвиль заключил союз с самим сатаной. Стало быть, нет ничего удивительного в том, что король, несмотря на всю свою врожденную проницательность и интуицию, стал жертвой дьявольских козней, от которых не были защищены и величайшие святые.

Однако точнее всего сущность де Норвиля сумел выразить в немногих словах Дени де Сюрси:

- Он был, ваше величество - говорю это с грустью, - самым совершенным образцом человека нашей новой, современной эпохи, какого я имел несчастье знать. Он был воплощением ума - не имея ни сердца, ни малейшей крупицы веры... Красоту он любил, но не находил в ней ничего божественного. А это однобокое, ничем не одушевленное почитание разума и искусства - убеждение, которое превращает человека в дьявола. Возблагодарим же небо за нашу глупость - если это глупость, - которая побуждает нас к страху Божьему и к почитанию прошлого. Ибо таким образом мы склоняемся к тому, чтобы меньше думать о себе... и о нашей банальной бренности...

Франциск согласился:

- Верно говорите, господин маркиз, верно говорите. Я буду держать вашу мысль в памяти... Однако как же сохранить в тайне это мерзопакостное дело? Нельзя допустить до всеобщего сведения, что короля надули, как дурачка, это не пойдет на пользу общественным интересам. Мы не должны оказываться в смешном положении.

- Я распорядилась насчет этого, - вмешалась регентша. - Вы приехали сюда инкогнито, и в письменных документах об этом визите не будет упомянуто. Ваши дворяне, которых прошлой ночью захватили врасплох и обезоружили, имеют все основания держать язык за зубами. Маршал ручается за своих кавалеристов. Мерзавцы низкого звания, принявшие участие в покушении, будут повешены незамедлительно. И, наконец, не помешает, чтобы миледи Руссель сожгли в Фере или в Монбризоне по обвинению в заговоре и покушении на убийство вашего величества. Вот тогда не будет ни слухов, ни сплетен.

- Благодарю вас, мадам, - одобрил король. - Вы подумали обо всем. Я поклялся, что тело де Норвиля привяжут к ней и бросят в тот же костер. И отвезут их туда вместе, в одной телеге. Они были так похожи, по его словам. "Передайте ей мою любовь", - так он сказал, испуская последний вздох... Честное слово, их нельзя разлучать.

Луиза улыбнулась своей скупой улыбкой:

- Очень уместное суждение. Пусть в глазах общества она будет связана с ним, а не с вашим величеством. Она может потребовать суда, однако, как чужеземная шпионка, она стоит вне закона. Она уже знает свой приговор?

- Он будет вынесен сейчас же.

И король отправил слугу сообщить страже, чтобы привели английскую женщину, известную под именем Анна Руссель.

- Только не размякните, - предупредила регентша, искоса взглянув на него.

Король вспыхнул:

- Мадам, быть зачарованным - не преступление, как ваше высочество только что подчеркнули. Однако, поверьте мне, чары начисто разрушены минувшей ночью... А чародейка должна сгореть.

Тем временем королевское решение относительно Анны Руссель довели до всеобщего сведения, как и обвинения против нее, высказанные умирающим де Норвилем.

Об этом поведал Блезу тот самый стражник, что стоял у дверей де Норвиля и был свидетелем его смерти.

"Его величество, - рассказал стражник, - страшно разъярился на мадемуазель де Руссель не только из-за того, что случилось, но и по причине письма, которое представил де Норвиль в подтверждение своих слов. Хуже всего было обвинение в том, что миледи отравила бы короля, если бы де Норвиль позволил ей. И в довершение всего она ещё и смеялась над королем и называла его дураком".

Добрый солдат, рассказывая это, всего лишь подлизывался к Блезу, как герою дня и новому фавориту. Ему случилось быть среди кавалеристов маршала, которые присутствовали в охотничьем домике де Шамана, и он знал о проделке Анны, чуть не стоившей Блезу жизни. Рассказ солдата мог быть для него только приятным - ведь Блез наверняка жаждал возмездия.

Так что бравый кавалерист никак не мог взять в толк, почему мсье де Лальер слушает его с таким мрачным видом.

Что касается "исповеди" де Норвиля, то Блез сразу же понял, что это был последний укус подыхающей гадюки. Разговор, который он подслушал в комнате Анны, вполне это подтверждал. Однако о письме он ничего не слышал. Он не знал, было ли ей известно о нем, и, несмотря на поздний час, послал пажа выяснить, не может ли он переговорить с ней.

- Очень сожалею, мсье, - сказал юноша, вернувшись. - Миледи теперь заключена под стражу, и никто не может разговаривать с ней без приказа короля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное