Рыцарь курятника

торые мы друг другу дали. Вы мне не брат, не отец, вы мой муж, и вам не для кого жить, кроме как для меня. Между нами не должно быть тайн, все должно быть ясно, справедливо, потому что мы любим друг друга, а любовь – это полное слияние двух душ и двух сердец. Вот как я понимаю любовь, Жильбер!

– Вы понимаете любовь, Сабина, как ангел понимает вечную жизнь!

– Или мы будем вместе жить, Жильбер, или вместе умрем – не так ли?

– Да, Сабина!

– А значит, для того чтобы жизнь была возможной и счастливой, ни малейшее сомнение не должно закрасться в наши души, ни одна сторона жизни не должна оставаться в тени.

– Вы правы, Сабина.

– Поэтому мы должны, Жильбер, выяснить таинственную сторону приключения, жертвой которого я чуть было не стала.

– Будем же действовать, Сабина, чтобы приблизить минуту, которую я призываю всей душой. Теперь, когда силы к вам вернулись, я могу, не боясь усугубить вашу болезнь, попытаться пробудить ваши воспоминания. Выслушайте меня, Сабина, и, так как у нас одно желание, позвольте мне направлять вас по пути, которому мы должны следовать.

– Говорите, Жильбер, и не бойтесь открыть мне все ваши мысли.

– Пока вы лежали на этом ложе, борясь со смертью, – продолжал Жильбер, – я перебрал в голове все ниточки, которые могли привести меня к истине, и, к несчастью, ни один способ не показался мне надежным, но, главное, мне не хватало фактов, которые вы одна могли бы мне сообщить.

– Я сказала все, что знала.

– Нет, вы можете сказать мне еще многое. Позвольте мне расспросить вас, милая Сабина.

Жильбер вынул из кармана небольшую тетрадь и карандаш. Каждая страница этой тетради, разделенная надвое, была исписана с одной стороны, а с другой пуста.

– В тот вечер тридцатого января, когда случилось это роковое происшествие, – начал Жильбер, – человек принес вам письмо от меня, сказав, что Ролан ранен…

– Да.

– Вы узнали мой почерк?

– Да.

– И мою подпись?

– Мне так показалось.

– Что же стало с этим письмом?

– Не знаю, я положила его в карман моего платья. Там оно еще?

– Нет, его не нашли. Не взяли ли вы его с собой?

– Я в этом уверена.

– Значит, его вынули. Теперь скажите мне, узнаете ли вы человека, который принес вам письмо?

– Я надеюсь.

– Запомнили ли вы черты его лица, его костюм?..

– Да. Это был человек высокого роста, с широкими плечами, скорее худощавый, чем полный. На нем был просторный камзол, какой носят работники, темно-коричневого цвета. У него был большой острый нос и маленькие, очень блестящие глаза…

– А волосы, борода, брови? – спрашивал Жильбер, быстро записывая.

– Волосы длинные, густые, черные, бороды не было, брови широкие и густые; наружность угрюмая и грубая.

– Никаких особенных примет?

– Кажется, никаких… – отвечала Сабина, стараясь вспомнить.

– Припомните хорошенько.

– А! На левой руке большой и глубокий шрам.

– Как вы его приметили?

– Когда мы остановили фиакр и он подал мне руку, чтобы посадить меня, я была очень взволнована и дрожала; я по-

дала ему руку и почувствовала этот шрам… Я совсем об этом забыла, но теперь вдруг вспомнила.

– Итак, шрам с внутренней стороны левой руки?

– Да.

– А фиакр? Помните ли какой-нибудь признак?

– Никакого.

– Вы не помните ни цвета кареты, ни номера ее, ни масти лошадей?

– Одна была белая…

– А другая?

– Гнедая или вороная… темного цвета – вот все, что я могу сказать.

– А кучер?

– О! Я на него не смотрела.

– Но, пока вас везли, вы не опускали переднее стекло и не рассмотрели кучера?

– Нет, он был закутан в большой плащ, больше я не видела ничего.

– А если бы вы сели в этот фиакр, вы узнали бы его?

– Может быть…

– А между той минутой, когда фиакр остановился, и той, когда вам завязали глаза, что вы видели?

– Ничего: я была вне себя… Я видела большую освещенную залу с этими вельможами и дамами.

– Об этом я уже знаю все, Сабина, и скажу вам то, чего не знаете вы. Вы были в маленьком отеле на улице Сен-Клод; за столом были семеро мужчин и четыре дамы.

– Так! – вскричала Сабина. – Как вы это узнали?

– Я узнал все, что относилось к ужину, от женщины, которая находилась в маленькой гостиной, когда вы пришли в себя.

– Вы видели эту женщину?

– Да. Я нашел ее и заставил говорить.

– Но она должна знать все.

– Она знает не больше вас. Вас похитили не те, у которых вы были, – я в этом уверен. Вас привезли туда, но вас там не ждали.

– Кто же меня привез?

– Вот этого-то я не могу узнать, и этого в отеле на улице Сен-Клод ни хозяева, ни гости, ни слуги не знают.

– Но до какой минуты вы проследили тот вечер?

– До той, когда вы выскочили из окна.

– А!

– Ну как, Сабина, вспоминаете ли теперь? Вернулась ли к вам память?

– Нет, Жильбер, с той минуты, как я бросилась из окна, я ничего не помню. Наверное, я была близка к помешательству.

– Ничего, решительно ничего?

– Холодное железо, – сказала Сабина, побледнев, – я его почувствовала и теперь как будто чувствую еще.

– Но того, кто вас ранил?

– Я его не видела.