Из четверых других мужчин трое носили уже знаменитые имена: Буслэ – живописец, Фавар – драматург и Жанти Бернар – поэт. И последний мужчина, лет пятидесяти, с серьезной физиономией, в строгом костюме, с проницательным и ясным взглядом, был Пейрони, знаменитый хирург.
Разговор был живым, остроумным и веселым; при каждой остроте все от души смеялись.
– Господа, – сказала Антуанетта д'Этиоль, ранее тихо говорившая с герцогом Ришелье, – позвольте мне сообщить вам приятное известие.
– Что такое? – спросили все.
– Герцог обещал мне выпросить у его величества позволение представить «Искательницу ума» в придворном театре.
Фавар вспыхнул.
– Неужели?! – воскликнул он.
– Да-да! Это решено – не правда ли, герцог?
– Обещаю вам, – отвечал Ришелье.
– Довольны ли вы, Фавар?
– Доволен ли я! – вскричал бедный автор, тогда еще мало известный. – О каком большем счастье мог я мечтать? Ах! Все радости моей жизни исходят от вас: вы – муза, вдохновляющая меня!
– А месье де Вольтер подаст вам советы.
– Фавару нужны только похвалы, – отвечал Вольтер.
– Я никогда не забуду, что со мною случилось через два дня после представления вашей очаровательной пьесы, – сказал Турншер смеясь.
– Это правда, – сказала мадам д'Этиоль, также засмеявшись. – Представьте себе, господа, после представления «Искательницы ума» я получила такое удовольствие, что умирала от желания увидеть автора и осыпать его похвалами. Я попросила дядюшку на другой день удовлетворить мое желание; он мне обещал.
– Да, – продолжал Турншер, – а когда я отправился к Фавару, думая, что еду к поэту, я нашел пирожника…
– Увы! Такова была моя профессия! – жалобно сказал Фавар.
– Он готовил пряженцы[6]
! – прибавила мадам д'Этиоль.– Не говорите дурно о пряженцах, – сказал Пейрони с самым серьезным видом, – пряженцы выдумал отец Фавара, а они, оказывается, полезны для больного желудка.
– Кенэ прописал только пряженцы этой бедной Сабине, – сказал Таванн.
– Кстати, – заметил Креки, – Доже говорил мне третьего дня, что его дочери гораздо лучше.
– Да, говорят, она спасена.
– Узнали ли, наконец, кто ранил эту несчастную девушку? – спросила мадам д'Этиоль.
– Нет, ничего не известно. Начальник полиции не мог разузнать ничего, и он в отчаянии, наш бедный Фейдо де Марвиль, потому что король не скрыл от него вчера своего неудовольствия.
– А! – произнесла Антуанетта д'Этиоль, и лицо ее вдруг просияло.
– Это покушение на молодую девушку без всякой видимой причины очень странно! – заметила мадам де Госсе. – Но ведь вы видели ее в самую ночь преступления, месье де Берни?
– Да, – отвечал аббат, – мы ужинали в этот вечер с герцогом де Ришелье, маркизом де Креки и виконтом де Таванном. Больше того, маркиз и виконт даже первые помогли дочери Доже.
– Это Таванн первый увидел ее, – сказал Креки.
– И не известно ничего?
– Решительно ничего.
– Впрочем, в ту ночь случились странные происшествия, – прибавил Пэйрони, – отель Шаролэ сгорел.
– И мы имели честь быть представленными Рыцарю Курятника, – сказал Ришелье.
– Рыцарю Курятника! – с ужасом повторила Антуанетта. – Вы его видели?
– Да.
– Где?
– У мадемуазель Комарго.
– Ах, Боже мой! Разве он хотел ее убить?
– Вовсе нет, разве что он имел намерение задушить ее розами, потому что принес самый великолепнейший букет, какой только можно достать в это время года.
– Рыцарь Курятника принес розы мадемуазель Комарго?
– Он при нас предложил их ей, и, право, этот рыцарь очень хорош собой, наружность у него преинтересная!
– У подобного чудовища!
– Потише! Не говорите о нем дурно, его искренний друг здесь.
– Искренний друг Рыцаря Курятника здесь, в этом доме?! – закричала Антуанетта.
Все гости переглянулись с выражением притворного ужаса.
– Этот преданный и искренний друг, – сказал Ришелье, – виконт де Таванн.
– Ах, Боже мой! – воскликнула Антуанетта.
Веселый хохот встретил слова герцога. Один Таванн не смеялся.
– То, в чем уверяет вас герцог де Ришелье, совершенно справедливо, – сказал он.
Взоры всех устремились на его лицо.
– Какая странная шутка! – сказала мадам де Вильмюр.
– Таванн не шутит, – возразил Креки.
– Он и прежде это говорил! – прибавил аббат де Берни.
– Доказательством служит то, что Рыцарь Курятника принес розы мадемуазель Комарго в ту самую ночь, когда велел сжечь, как он сам признался, отель Шаролэ, по приглашению Таванна.
– Он даже успокоил этих дам, – сказал Креки, – заверив их, что нет никакой опасности пожара и что он уже распорядился.
– Ну да, он так и сказал, – заверил всех Ришелье.
– Ну, тогда ваш Рыцарь – человек просто замечательный? – изумилась мадам д'Этиоль.
Ришелье расхохотался.
– Спросите вашего дядю, – сказал он, – он также разок видел Рыцаря…
Турншер сделал гримасу. Намек на его приключение с бриллиантами у мадемуазель Аллар вызвал в нем печальные воспоминания. Смех повторился, потому что об этом приключении было известно всем.
– И Рыцарь Курятника – друг виконта де Таванна? – уточнил Вольтер.
– Я имею честь находиться с ним в хороших отношениях, – отвечал виконт серьезным тоном.