Рыцарь курятника

«Господа, – сказал граф де Шаролэ, – может быть, этот визит избавит нас от прогулки». Двенадцать часов пробило в ту минуту, когда в ворота въехал экипаж. «Вернитесь в гостиную, господа», – сказал Шаролэ. «Кого это послал нам случай?» – говорили мы, возвращаясь в гостиную. Как только мы уселись, дверь отворилась и слуга доложил: «Месье де СентФоа».

Услышав имя почтенного финансиста, мы с трудом удержались от смеха. Он вошел, поклонился и, приблизившись к графу де Шаролэ с самым любезным видом, подал ему деньги по векселю, который граф послал ему накануне. Шаролэ поблагодарил его, попросил совета дружелюбным тоном, который очень удивил финансиста.

«Ну, месье Сент-Фоа, – сказал Шаролэ улыбаясь, – вы все еще продолжаете быть благодетелем наших оперных нимф?» – «Увы, монсеньор! Я делал что мог, чтобы угодить этим девицам…» – «И удалось?» – «Не знаю… должен ли я…» – сказал смиренно де Сент-Фоа. – «Какая же раздушенная богиня теперь запрягла вас в свою колесницу?» – усмехнулся Шаролэ. – «Никакая». – «Ба!» – воскликнули мы все с удивлением, потому что ответ финансиста не показался нам смешным. «Ах, значит, ваше сердце свободно? – спросил Шаролэ. – Тем лучше – тяжелее будет касса». «Нельзя сказать, чтобы сердце было свободно», – отвечал Сент-Фоа. – «Если сердце ваше не свободно, значит, оно занято»? – «Признаюсь». – «И опера в этом не участвует?» – «Нет». – «Что же это такое?» – «Необыкновенное происшествие». – И Сент-Фоа откинулся на спинку кресла с видом знатного вельможи. «Расскажите нам!» – закричали со всех сторон. «Ну, господа, я влюблен, страстно влюблен в самую хорошенькую, самую очаровательную и остроумную особу…» – «Чья она жена?» – спросил Шаролэ. «Ничья, – отвечал капиталист, – это дочь Антуана Бриссо, живописца». «А она вас любит?» – «Я думаю». – «И она не сопротивляется вам?» – «Упорно!»

Шаролэ узнал то, что ему нужно было знать. Он отпустил Сент-Фоа, потом, вознамерившись исполнить пожелание, сделанное ему на Новый год, он, не теряя времени, принялся за дело. Ты была чертовски ловка! – продолжал Морлиер, обращаясь к Бриссо. – Какой дебют! Какое вступление в жизнь! Ты провела одновременно и графа де Шаролэ, и капиталиста Сент-Фоа! Да, господа! Эта Бриссо, которую вы видите и к колеснице которой я припрягался, как и многие другие, сделала первые шаги в свете, ловко обманув обоих кавалеров, так что на восьмой день она позвала графа ужинать в отель, который ей подарил Сент-Фоа. За твое здоровье, Бриссо…

– Все произошло так, как вы говорите, – согласился граф А., после некоторого молчания. – Теперь остается закончить приключение барона де Монжуа.

– Оно не так весело, насколько я помню, – сказал Морлиер.

– Гораздо меньше, поэтому я и не углубляюсь в многочисленные подробности. Урсула Рено была женой человека, обожавшего ее и питавшего к ней искреннюю страсть. Они прекрасно жили; у них было двое детей: сын двенадцати лет и восьмимесячная дочь. Эта девочка была отдана кормилице в Венсенн, и каждое воскресенье Урсула навещала ее с мужем.

Это было для них большим праздником. Их провожал сын, обожавший свою маленькую сестру. Сына звали Жильбер. Ремесло Рено позволяло содержать дом в достатке. Жильбер помогал отцу. Это-то честное семейство и выбрал барон де Монжуа, чтобы опозорить его и исполнить пожелание, сделанное пьяным собутыльником во время новогодней оргии. У барона был в запасе целый месяц, но он не терял времени. Он отправился в лавку Рено и купил оружие. Таким образом он вошел в доверие к Урсуле, потому что часто в лавке оружие продавала она. Барон употребил все способы, чтобы обольстить молодую женщину, но был отвергнут. Мастерская, в которой работали Рено и его сын, находилась довольно далеко от набережной Феррайль. Рено только один раз видел барона де Монжуа и не заметил ничего дурного. Урсула промолчала обо всем; она не сообщила никому о попытках барона, а тем более своему мужу, потому что знала его характер. Рено был добр, честен, великодушен, очень храбр, но характера энергичного, твердого и неумолимого. У него было три предмета любви, три великие страсти, три кумира: его честь, жена и дети. Он всем пожертвовал бы для них – своим счастьем, состоянием, жизнью. Если бы он мог предположить, что кто бы то ни было, хоть самый знатный вельможа, осмелился ухаживать за Урсулой, он принудил бы его драться и убил бы его. Тринадцать лет назад Урсула имела случай убедиться в твердости характера Рено. Через три недели после их свадьбы Урсула возвращалась с обедни одна. На набережной к ней подошел гвардейский сержант и начал говорить любезности. Рено стоял у дверей своей лавки. Заметив сержанта, он понял его намерения, вернулся в лавку, снял шпагу, потом, пропустив Урсулу, взял сержанта за руку и толкнул его в темный коридор. Дверь он запер; в этом коридоре, освещавшемся крошечным окном, было совершенно темно.