Рыцарь пентаклей

— При мне, — сказал король тоном, которым обычно разговаривают с ещё несмышлёными детьми и уже несмышлёными стариками, — дорога была вдвое шире. Не было ни единой выбоины: стоило пропасть одному камню, как тут же мчались, чтоб положить новый. А вдоль трактов стояли конюшни для гонцов, башни с охраной, резервные казармы, амбары с запасами для войска… — сам того не замечая, Тиссур заговорил с ностальгией. — Рядом с ними часто вырастали рынки, гостиницы, трактиры. Позже появлялись деревни и даже города. А всё потому, что за качеством дорог я следил лично и в своё время даже казнил пару человек за то, что всё запустили и разворовали деньги. Так что это сейчас тут леса и поля, — подытожил король и обиженно замолк.

— А долго ещё до Брунегена? — поинтересовался Орди больше для того, чтобы сменить тему.

— Брунгена. Без всяких «е», — недовольно отозвался Тиссур. — Лиг с пятнадцать.

— Что ж, уже неплохо. По две-три лиги в сутки… — быстро сосчитал в уме Орди. — Дней через шесть доберёмся.

— Ух ты, — удивился череп. — Ты умеешь считать?

— Да, — ответил юноша, чувствуя непередаваемое: «Да, я превзошёл твои ожидания».

— Почему же ты не сказал об этом раньше? И где ты учился?

— Приют при монастыре Всех Богов, — сказал помрачневший Орди и добавил, желая обрубить на корню разговор, вызывавший неприятные воспоминания: — Тяжко там было.

Не хотелось вспоминать даже на миг о холодном сарае высоко в горах, где сквозь щели задувал ледяной ветер, приносивший мелкие колючие снежинки. В приюте редко кормили, зато очень часто наказывали, причём довольно изощрённо. Собственно, разнообразие наказаний было единственным разнообразием, доступным подопечным Матери-настоятельницы. Эта мерзкая старуха, высушенная и вымороженная горными ветрами, с рыбьими глазами и вечно искривлённым в неудовольствии ртом была главным персонажем детских ночных кошмаров. Казалось бы, у детей с их прекрасно развитым воображением должно быть множество других страхов, зачастую не имеющих отношения к реальности. Но это выглядело странно только для тех, кто не пробовал триста раз вознести благодарность Всем Богам, стоя коленями на гравии. А потом вознести ещё триста раз, потому что в голосе было «недостаточно любви».

Поскольку иного транспорта, кроме телег на горизонте, поблизости не имелось, Орди зашагал как можно шире, стремясь их нагнать. Однако это оказалось куда проще задумать, чем осуществить: проклятые повозки, как бы быстро юноша ни шёл, никак не хотели приближаться.

Мошенник моментально покрылся потом и захотел пить. Спустя первый час в горле совершенно пересохло, в висках стучала кровь, а перед глазами мельтешили чёрные мошки.

— А если бы кое-кто был посговорчивее, — пробубнил молодой человек больше для себя, — то ехали бы мы сейчас в собственной карете…

— Если бы кто-то был достойным человеком и нашёл бы работу вместо раскапывания могил и воровства… — парировал Тиссур с поистине королевским презрением.

Орди остановился и снял свёрток с плеча.

— Так, всё, с меня хватит, — сказал он, закипая, и резкими движениями развязал узел. — Ты можешь говорить что угодно, ты можешь называть меня мошенником, вором, гробокопателем и ещё кем угодно — и, скорее всего, будешь прав. Да, я плохой человек. Но это всё, что я умею, — быть плохим человеком. Меня не научили ничему, кроме этого, уж извини. И знаешь, что? Я посмотрел бы, как ты себя вёл, окажись в моей шкуре. Когда ты ешь раз в неделю, и то с помойки, то хочешь-не хочешь, а будешь думать не о том, как остаться хорошим и сохранить чувство собственного достоинства, а о том, где бы найти ещё. Ах да, и предупреждаю… — Орди не на шутку рассвирепел. — Если ты ещё раз меня оскорбишь, клянусь Всеми Богами, я выкину тебя в болото. И к чёрту все на свете клады, о которых ты знаешь. Жди ещё пятьсот лет какого-нибудь дурака, согласного помогать и терпеть свинство в ответ.

Тиссур молчал. Огонёк метался влево-вправо, то глядя на разозлённого Орди, то выискивая болота в окружающем пейзаже.

— Хорошо, — процедил король сквозь зубы с большой неохотой. — Я пересмотрю своё поведение.

Орди тоже молчал, но взгляда не отводил.

— Что? — спросил Тиссур.

— Я жду извинений.

Череп заклацал челюстями: открывал и закрывал рот, издавая звуки разной степени возмущённости.

— Да… А… Чт… Да как ты смеешь?! — выдавил он, наконец.

— Болото, Тиссур, — кровожадно ухмыльнулся Орди.

Снова пауза в два удара сердца.

— Хорошо. Я… — очевидно, подобные слова в отношении жалкого мошенника давались королю намного сложнее всех прочих. — Я прошу прощения.

— То-то же, ваше величество, — Орди закинул свёрток на плечо и пошагал дальше.