Рыцарь Шато д’Ор

А несколькими этажами ниже той комнаты, где страдали и наслаждались невольные любовники, происходили вещи куда более мрачные. Подвал замка Шато-д’Ор на три этажа уходил в глубь земли. Внизу, в самой преисподней, почти на двенадцатиметровой глубине находилось узилище, «каменный мешок», о котором некогда писал Виктор Гюго. В отличие от Тур-Говэн башня в замке Шато-д’Ор имела в поперечном сечении прямоугольную форму, поэтому «каменный мешок» Шато-д’Ора точнее было бы называть «каменным ящиком». С помощью колодезного ворота и железной цепи с кованым крючком сюда, через квадратное отверстие, доставляли узников. Кто попадал сюда? Разбойники, пойманные в лесу, которые упорно отказывались выдать местонахождение своего логова; пленники, за которых Шато-д’Оры намеревались получить выкуп; предатели, у которых хотели выпытать, кому и что они продали; лазутчики, пойманные с поличным; разного рода лица, обвиняемые в богохульстве, сношениях с дьяволом, колдовстве; неверные жены, потаскухи, прелюбодейки, а также фальшивомонетчики, мужики, не уплатившие оброка; бунтовщики и мятежники, всякого рода смутьяны, воры и пройдохи, которые насолили хозяевам замка. Стоит ли говорить, что при тогдашнем, довольно-таки хилом, развитии таких наук, как право и криминалистика, большая часть узников сидела тут ни за что ни про что. Причины, по которым сюда попадали, установить теперь можно лишь логически, ибо редко в те времена кого-либо реабилитировали, даже посмертно. Логически — причины были таковы: кому-то не нравилась физиономия соседа, с ним начинали войну, побеждали, заковывали в цепи и собирали с рода выкуп, который тогда еще не назывался взяткой, если речь шла о благородном графе де Шато-д’Ор; в другом случае поп, не сумевший лестью или угрозами соблазнить крестьяночку, объявлял ее колдуньей и волок к графу на расправу; мужички зарились кто на чужой покос, кто на чужую жену и тоже ябедничали друг на друга… Разве представишь себе все возможные ситуации?

Прежде чем запихнуть в «каменный ящик» свежеотловленного узника, его, всласть попинав сапогами и отдубасив кулаками и древками копий, волокли в верхний этаж подвала. Там, в довольно просторных комнатках с окнами, чуть выступавшими над поверхностью земли, но все же пропускавшими и дневной свет, и свежий воздух, жили палачи, тюремщики и члены их семей. Народ все это был семейный, богобоязненный, трудолюбивый. Палачихи пекли самый вкусный и ароматный хлеб в Шато-д’Ор, растили зимой лук на окошке, всегда чисто мыли и прибирали свои жилища. А палачата были, пожалуй, самыми ухоженными и даже несколько франтоватыми детьми в замке (разумеется, среди дворовых). Многие из них даже умели читать и, возросши, посвящали себя богоугодной карьере. Отцы этих благолепных семейств регулярно посещали церковные службы и несколько раз на дню возносили молитвы. Получая от графских щедрот и хлеб, и соль, и квашеную капусту, и лук, и иной разный припас, палачи с большим рвением относились к своей основной работе, передавая свой профессиональный опыт своим детишкам, которых лет с тринадцати помаленьку начинали привлекать на помощь родителям, дабы подготовить для старшего поколения надежную смену.

Но узника, естественно, вели не к домашнему уюту палачей, а в кузню, где на ноги и на руки арестанта наклепывали стальные браслеты, соединенные между собой тяжелыми цепями. Здесь существовало несколько классных мастеров, которые несколькими точными, ловкими ударами намертво замыкали звенья цепей так, что вытащить из них кандальника без помощи зубила или ножовки было невозможно. Заковав узника, тюремщики цепляли за кандалы стальной крюк и спускали его в «каменный ящик», откуда периодически вытаскивали на минус второй этаж, на пытки. Пытали в Шато-д’Оре только по делу, хотя у других графов и баронов, бывало, пытали просто от скуки или для удовольствия. Поэтому на пытки брали не всех обитателей «ящика», а только тех, от которых требовалось что-то узнать. Прочие сидели до тех пор, пока не помирали, либо — пока их не благоволили выпустить. Такое, правда, случалось крайне редко, и выпущенный из «ящика» человек протягивал на этом свете еще год или два. Полгода в этой тюряге уже гарантировали туберкулез, впрочем, до того дело доходило редко, так как узников значительно раньше косила пневмония. Кстати, те, кого пытали, если выживали, то почему-то не простужались.