– Знаете, Станислав Васильевич, как и у всякого одаренного, талантливого человека – а Святослав Дмитриевич был, без преувеличения, настоящим гением, – завистников, недоброжелателей и злопыхателей у Семигорова было в достатке. – Мокроносов с огорчением покачал головой. – Поэтому, допускаю, что он не раз становился объектом тех или иных вредоносных воздействий. Благо он обладал железным здоровьем, и поэтому все они своей цели не достигали. В этом смысле он был некоторым аналогом Фиделя Кастро, на которого еще с начала шестидесятых без конца устраивались покушения. Но, как известно, своей цели они так и не достигли. Впрочем, есть смысл дождаться результатов углубленной судмедэкспертизы и тогда уже делать какие-то окончательные выводы.
Задав ему еще несколько вопросов, Крячко отправился на встречу с Урядьевой, которая состоялась на ее рабочем месте, в отделе селективной вирусологии. Вероника оказалась пригожей, можно даже сказать, красивой женщиной, с большими, заплаканными глазами. На все вопросы визитера из угрозыска она отвечала охотно, с явным пониманием того, что ее ответы будут способствовать раскрытию тайны, окутывающей кончину ее (это было видно и без пояснений) любимого руководителя.
Вероника рассказала о том, чем последние дни занимался академик, как выглядел, в каком пребывал настроении. По ее словам, в ЛГГ все было совершенно ординарно, каждый делал свою работу, никаких форс-мажоров не ожидалось.
– Если бы мне вчера-позавчера сказали о том, что сегодня о Святославе Дмитриевиче мы будем говорить в прошедшем времени, – призналась она, – я этому ни за что не поверила бы! Вы знаете, он ежедневно обходил все отделы лаборатории и хотя бы парой слов обменивался с каждым из сотрудников. Это был его главный принцип – объединять, сплачивать коллектив, чтобы никто не чувствовал себя лишней «спицей в колесе». Поэтому лаборатория работала как единый живой организм. Каждый понимал значимость своей миссии, каждый знал: от нас зависит здоровье и даже жизнь миллионов человек как в нашей стране, так и за ее пределами.
Из тематики проводимых исследований Вероника превосходно знала, на что был «заточен» их отдел. Лично ей досталось исследование, образно говоря, «физиологии» вирусов самого разного класса, которым создавались те или иные экстремальные условия. В том числе и «ин витро», и «ин виво» (т. е. как в многоклеточных организмах, так и в искусственной среде). По мнению академика, мир вирусов не являл собой некоего застывшего в своем развитии сообщества ультрамикроскопических организмов. Он был уверен в том, что вирусы даже уже хорошо изученных болезней, таких как оспа и бешенство, могут в любой момент изменить свой геном, став на порядок вирулентнее (т. е. агрессивнее). Многие изменения в их генной структуре, считал он, обуславливались не только хорошо известными человечеству физическими факторами, но еще и какими-то особыми, пока еще не открытыми излучениями нашей планеты, а также далекого космоса. И, Вероника это особо подчеркнула, его предположения были абсолютно верны. Исследования генетических структур вирусов это подтвердили полностью.
– …Он одним из первых высказался о наличии у вирусов коллективного квазиразума, а еще он был категорическим противником, как он называл, «ремесленнического экспериментерства» с геномом человека, животных и растений. По его мнению, эти эксперименты были сродни сумасшедшему, выдергивающему чеку гранаты, чтобы посмотреть, что будет дальше?
По словам Вероники, академик осуждал не само вмешательство в геном живых существ, а зачастую безграмотную манипуляцию с хромосомами, когда в одной клетке живого существа объединялись гены млекопитающих и кишечнополостных или растений и насекомых. Он постоянно приводил пример с созданием американцами синтетической бактерии Синтии, которая, по замыслу состряпавших ее «ремесленников-экспериментеров», должна была питаться исключительно нефтепродуктами после катастрофы в Мексиканском заливе. Но это кончилось тем, что теперь уже всему человечеству угрожает биологический апокалипсис. Синтия, быстро трансформировавшись, вместо истребления разлившейся нефти стала паразитировать на живых организмах, в том числе и на людях. Против нее бессильны антибиотики и многие другие лекарственные средства. Начнись пандемия – человечество обречено. Да и вся жизнь на земле в ее нынешних формах может быть уничтожена. Вполне возможно, выжить смогут только бактерии и вирусы.
– А ваша лаборатория эту самую Синтию уже изучала? – поинтересовался Стас.
– Разумеется! Святослав Дмитриевич специально ездил в США, раздобыл там образец Синтии, и сейчас мы ищем возможного ее истребителя из числа самых сильных бактериофагов.
– А эта микробина от вас не сбежит? – опасливо поинтересовался Крячко.
Его собеседница отрицательно качнула головой.