Рыцари былого и грядущего. Том 3

— Знаешь ли, любезный брат Исаак, что на западных картах, там где расположена Эфиопия, пишут: «Здесь львы». Это значит — сюда лучше не соваться.

— Правильно пишут. Здесь правят львы от колена Иудова. Сюда лучше никому не соваться.

— Мне известно, что в Эфиопии живут разные народы. А к одному ли народу принадлежат узурпаторы Загуйе и великие Соломониды?

— Если спросишь об этом, когда тебя будут слышать хотя бы три эфиопа — тебе отрубят голову. Загуйе — агау, кушиты. Власти кушитов пришёл конец навсегда. Соломониды — амхара. Есть только амхара, больше никого нет и никогда не было. Если ты произнесёшь хотя бы слово «Загуйе», это будет последнее слово в твоей жизни. Говори пока со мной. Я понимаю — франки не такие. Другие не станут понимать.

— Значит, по–вашему, прошлого нет? Историю изучать не надо?

— Нет никакой истории. Постигни настоящее, и ты постигнешь тайны Небес. Будешь смотреть назад — будешь ходить затылком вперёд — погибнешь.

— Хорошо, брат Исаак, может быть, ты расскажешь мне о великом настоящем Соломонидов, о могучем ныгусэ нэгэст, который ныне простирает свою власть над вашей Богоспасаемой страной?

— О добром спрашиваешь. Об этом — спрашивай. О другом — не надо. В 1314 году от Рождества Христова на трон Соломонидов взошёл великий император Амдэ — Цыйон. Он ещё очень молод, но чрезвычайно мудр и силён. Его непреклонная воля быстро позволила завершить великие деяния его отца и сплотить все народы Эфиопии под скипетром Соломонидов. Ныне вся наша страна, ликуя и торжествуя, признаёт власть императора. Кушитам страна не хотела подчиняться, они правили в основном только в своей земле — Ласте.

— А я слышал замечательные легенды про императора Лалибелу, — потухшим голосом сказал отец Пьер, сознавая, что испытывает терпение эфиопа, говоря о ненадлежащем.

— Ныгусэ нэгэст Лалибела — кыддус, то есть святой. Мы высоко его чтим. Он есть Габрэ — Маскаль — слуга креста. Это наполняет наши души большим почтением к нему. Но Лалибела — Зугуйе, агау, кушит. Говорить о нём не надо.

Отец Пьер, несколько обалдевший от столь причудливого отношения к императору Лалибеле, некоторое время растерянно молчал, но, восстановив душевное равновесие, вернул разговор в разрешённое русло.

— Я полагаю, ваш император — великий покровитель Церкви?

— О, да, между императором и Церковью заключён священный союз, они вместе правят нашей страной. Все земли подчиняются императору, кроме церковных, а церковных земель у нас примерно треть. Император и Церковь друг другу не подчиняются, но связь между ними нерасторжима, как и вечный союз между Богом и Эфиопией.

— А наш господин ичеге Филипп, должно быть, занимает большое положение в церкви? Что значит «ичеге»?

— Тебе трудно говорить правильно: «ычэгэ»?

— Трудно, — сказал отец Пьер тоном провинившегося школьника и добавил в своё оправдание: — Потому что я — франк.

— Понимаю, — снисходительно заметил Исаак. — легче, видимо, мне начать говорить неправильно. Ичеге — руководитель всего монашества Эфиопии. Он очень большой человек в нашей церкви. В Вашей церкви нет подобного. Ичеге Филипп, можно сказать, равноапостольный. Вместе с нашим патриархом абунэ Яыкобом и 12‑ю сильнейшими проповедниками он несет свет Евангления языческим племенам. Ичеге Филипп имеет резиденцию в великом монастыре Дэбрэ — Асбо, в земле Шоа.

— Мы ведь обязательно побываем в Дэбрэ — Асбо, после того, как нас представят императору?

— Вас не представят императору. Мы направляемся как раз в Шоа, В Дэбрэ — Асбо. Это далеко от резиденции императора.

Услышав последние слова Исаака, отец Пьер молча до боли закусил губу. Потом он ещё несколько раз разговаривал с Исааком, делая все более неутешительные выводы.

Вечером на привале отец Пьер собрал командоров Ордена: Анри де Монтобана, Ламбера де Туази, Гийома де Шанбонне. Арман де Ливрон, упорно отрицавший свое командорское достоинство, так же присутствовал, не говоря, впрочем, ни слова.

— Мы с вами, братья, попали в такой переплет, что дай Бог нам выбраться живьем, — спокойно и почти равнодушно начал отец Пьер.

— Не угодно ли будет любезному патеру изъясниться конкретнее? — жестко спросил Анри.

— Конкретнее, мессир, только голова с плеч падает, так что слушайте меня внимательно, что надо сделать, чтобы мы как можно дольше не дошли до этой конкретики. Первое — ни в коем случае не задавайте эфиопам вопросов, касающихся власти или веры. Упаси вас Господи пытаться обсуждать династические вопросы, или, к примеру, спросить о подлинности Ковчега Завета. Неосторожный вопрос — смерть. Можете мне поверить, для этих веселых воинов наши жизни не стоят и денье, как впрочем, и свои собственные. Надо мной, старым дураком, Господь просто сжалился, послав в собеседники Исаака, который хоть в какой–то мере готов учитывать разницу между эфиопами и франками. Вам вряд ли настолько же повезёт, поэтому будьте предельно осторожны, задавая вопросы, и ничего не пытайтесь рассказывать о себе — не известно, как они это воспримут. К тому же эфиопы не любят слишком болтливых.

— Но ведь надо же как–то учить язык, — развел руками Анри.