— Спрашивайте о вопросах бытовых: еда, одежда, домашние животные. Язык учить необходимо, но ещё более необходимо перенимать эфиопскую манеру общения. Они по–другому спрашивают, по–другому отвечают. Надо это почувствовать, уловить, иначе мы им не понравимся и нас просто перережут.
— Они что, думают, что приобрели рабов? — возмутился Гийом де Шанбонне.
— Примерно так они и думают, а попытка доказать обратное смертельна. Перед нами открываются широкие возможности для духовного совершенствования в плане смирения гордыни. О своём рыцарском достоинстве придется позабыть на неопределенное время. Попытка отстоять свое достоинство резко с места — смерть.
— Отец Пьер, вы еще долго будете пугать рыцарей смертью? — полюбопытствовал Анри.
— Мне казалось, вы понимаете, мессир, что я имею ввиду провал нашей миссии. Умереть, даже не приступив к ней, было бы как–то глупо.
— А мы — то думали, что мы — среди друзей, — печально улыбнулся Ламбер де Туази.
— Видишь ли, Ламбер, мы действительно окажемся среди друзей, когда эфиопы удостоверятся, что мы им не враги. Поймите главное: Эфиопия всегда жила очень замкнуто, опыта соприкосновения с другими культурами не имеет вообще, а потому эфиопам невозможно понять, что другие люди могут быть не такими, как они. Для них человек, не похожий на них — враг. Не так говоришь, не так думаешь, не так молишься — значит, ты враг. Мы должны постепенно освоить их манеру мышления и тогда на языке их понятий и представлений, надеюсь, сможем им объяснить, что такое рыцари–монахи.
— Не думал, что всё так сложно, — покачал головой Анри.
— И я бы тоже хотел, чтобы эфиопы отличались от нас лишь цветом кожи, но всё действительно сложнее.
— Но почему мы должны учиться понимать их, а не они нас? — проворчал Гийом де Шанбонне.
— Да потому что мы — тамплиеры, — отрезал отец Пьер. — Рыцари Храма на Востоке получили опыт впитывания других культур, для нас естественно то, что у разных народов — разные обычаи. А эфиопы уже не первую тысячу лет варятся в собственном соку, они знают только два способа жить: первый — эфиопский, второй — неправильный. Но все это, мои прекрасные браться, пустяки, потому что вам не сложно будет последовать моим советам. Гораздо хуже то, что мы оказались заложниками местных религиозно–политических распрей.
— Что ещё? — тяжело вздохнул Анри.
— А вот что. В среде эфиопского духовенства нет единства, оно разделено на группировки, которые борются между собой за влияние на императора. Группировок много, сильнейших — три, и вот мы теперь поневоле принадлежим к одной из них, то есть со спокойным сердцем можем считать две трети эфиопского духовенства своими врагами.
— Угораздило, — прошипел Анри. — Ладно, отец Пьер, давай расклад.
— Итак, первая — монахи монастыря Дэбрэ — Асбо в Шоа. Лидер этой, теперь уже нашей, группировки — ичеге Филипп. На сегодня Филипп, пожалуй, сильнее других. У него прекрасные отношения с абуной Якобом, патриархом Эфиопии. За последнее время монахи Дэбрэ — Асбо значительно расширили своё влияние, увеличили собственность, создают новые монастыри один за другим, активно занимаются миссионерством. Вторая группировка — монахи с островов на озере Хайк. Их привилегия — только из них избирается ахабэ сэата. Только не спрашивайте меня, что означает этот сан, сам ещё толком не разобрался. Во всяком случае понятно, что ахабэ сэата имеет возможность непосредственно влиять на решения императора. Третья группировка — монахи монастыря Дэбрэ — Либанос. У них там есть чудотворный источник, который славится по всей стране, и это усиливает их влияние. Последнее время император Амдэ — Цыйон заметно укрепил позиции Дэбрэ — Либаноса многочисленными земельными пожертвованиями.
— Но разве мы не можем сказать им, что мы — «над схваткой», — печально протянул Ламбер де Туази. — Мы сюда прибыли с неверными сражаться, а не выяснять отношения с монахами каких–то неведомых островов. У нас, можно сказать, своя группировка. Разве не можем мы попросить их не втягивать нас в свои интриги?
— Не можем, — неожиданно проскрипел Арман де Ливрон. — Ичеге Филипп смотрит на нас, как на личный ресурс, личный актив. Раз уж мы оказались в одном с ним караване, то теперь и шагу не сможем ступить без его разрешения. Мы в любом случае обречены на кого–то опираться, ичеге Филипп — не худший вариант. За ним — абунэ Якоб. Но приготовьтесь иметь на эфиопской земле много врагов не только среди неверных.
— Всё, как во Франции, — усмехнулся Анри. — Глядишь, и до костров дойдёт.