Рыцари былого и грядущего. Том 3

— И то, что няньку ни кто не освободит от вахт, ты тоже, очевидно, понимаешь?

— Да, мессир. Я договорюсь с братьями.

— Страшный грех падет на тебя, сержант, если с этим ребенком что–то пойдет не так.

— Мессир, я поседел на службе Ордену. Пугать меня не надо.

Капитан так же холодно кивнул. Он старательно пытался скрыть, что у него защемило сердце при взгляде на маленького человека, завернутого в тамплиерский плащ.

У тамплиеров особое отношение к детям. Иные храмовники вступили в Орден, уже имея детей, с которыми за редкими исключениями теперь лишены были возможности видеться. Младенец на корабле напомнил им о своих детях, которых они когда–то носили на руках. Другие братья пришли в Орден ещё юношами, навсегда отказавшись от женского общества и много лет спустя ощутив, что им не хватает отнюдь не женщин, а… детей. Пробудившиеся отцовские чувства не на кого было обратить, а младенцев среди непрерывных сражений они вообще не видели, для них это милое существо было настоящим чудом.

Вся команда тамплиерской галеры полюбила мальчика, рожденного в шторм. На берегу моряки с увлечением покупали для него пеленки и всё необходимое, спорили друг с другом о том, как надо кормить мальчика, а когда брат Жак, главная нянька, тянул вахту, никогда не было недостатка в желающих присмотреть за ребенком.

Священник Ордена крестил его с именем Бернар, в честь святого Бернара Клервосского. Этим его как бы посвятили Ордену, хотя судьбу ребенка ни кто не собирался предопределять — вырастет и сам решит, как ему жить и кем ему быть.

Бернар, однако, ни чего решать не собирался. Он просто не представлял, где ещё можно жить, кроме корабля, и с кем ещё можно дружить, кроме тамплиеров. На суше ему даже дышать было тяжело, он слишком привык к морскому воздуху, а люди, не принадлежащие к Ордену, были, конечно, интересны, но малопонятны, а потому всегда настораживали. А тамплиеры были дружными, добрыми, организованными. Команда — большая семья, галера — их мать, а капитан — отец. Бернар ни когда не грустил о родителях, которых не знал, потому что на корабле ни у кого не было родителей, что же касается детей, то он не очень верил рассказам о том, что где–то детей много. Себя он считал взрослым, не усматривая большой разницы между собой и моряками, его лишь задевало, что он ростом меньше всех, но это на глазах исправлялось. Он делал всю работу, какую мог — помогал коку на камбузе, драил палубу, чинил паруса. С той поры, когда Бернар помнил себя, он уже многое умел делать, годам к десяти став почти полноценным матросом, а к четырнадцати — лучшим матросом на галере. Всем морякам когда–то приходилось учиться жить без земли, подолгу нарабатывая привычки, которых на суше не приобрести. Он ни когда не знал этих трудностей. Моряки жили в двух мирах, он — в одном. Когда галера приходила в порт, он почти ни когда не сходил на берег, лишь изредка вместе с командой ходил в храм на богослужение, ни в каких иных посещениях потребности не усматривая. Постепенно вся команда на его глазах обновилась, и он сам не заметил, как из предмета всеобщей заботы превратился в ветерана, не достигнув ещё и двадцати лет. Большинство даже самых бывалых моряков, имели морской стаж меньше, чем у него. В Орден он вступил еще ребенком, подростком принес монашеские обеты, а вскоре после двадцатилетия получил рыцарский плащ и был назначен капитаном галеры, став, пожалуй самым молодым капитаном Средиземноморья.

Бернар ни когда не знал больших сухопутных сражений и даже в страшном сне не мог себе представит, что это такое, но он был хорошим воином, превосходно владея мечом и кинжалом. Ему не раз приходилось участвовать в стычках с пиратами, и свой белый рыцарский плащ он достаточно регулярно покрывал вражеской кровью. Когда он был ещё маленьким, в случае приближения вражеских кораблей ему сразу же приказывали убраться в каюту. Но, однажды, ему было тогда лет восемь, он услышал из каюты, что бой идет уже на палубе, то есть боевая удача сильно заколебалась. Он схватил припрятанный кинжал и ринулся наверх.

В бою потерявший голову мальчишка может сделать порою больше, чем опытный воин. Его появление дезориентирует противника, он — фактор неожиданности, и если у противника не будет времени опомниться, то мальчишка, всего лишь беспорядочно размахивая кинжалом, на удачу успеет сделать несколько результативных ударов. А палубные бои всегда скоротечны. Едва Бернар успел ранить двух врагов, как тамплиеры уже кричали: «Босеан!», торжествуя победу. Бернар боялся, что его будут ругать за самовольство, но капитан лишь хлопнул его по плечу и усмехнулся. С того боя ему разрешили постоянно носить кинжал на поясе, а вскоре стали учить владению мечом.

Меч он предпочитал легкий, короткий, щит и шлем никогда не использовал — защита, которую за несколько веков выработала тяжелая рыцарская кавалерия, в скоротечных палубных схватках, требовавших большой разворотливости, была скорее обузой. Кольчугу имел, но одевал крайне редко — если во время боя случится упасть за борт, кольчуга станет смертным приговором.

***