Рыцари былого и грядущего. Том II(СИ)

— Вот это продукт русского мозга, — Дмитрий весело улыбнулся. — Даже абсолютное отсутствие мистики, построенное на крайнем рационализме, мы готовы понимать, как нечто «глубоко мистическое». В русском преломлении не только ислам, но и атеизм становится мистичным. Впрочем, твой подход мне симпатичен, тут что-то такое есть. Главное, с чем я согласен — нельзя оглуплять взгляды оппонентов. Если мы хотим не просто разругать, а понять ислам, мы должны попытаться представить, чем может быть ислам в высшей точке своего развития, что он может дать человеку по максимуму.

— Впрочем, стоит задуматься, каковы нравственные последствия этого «священного безмолвия»? Люди молчат, Бог молчит, а что в итоге? Не ровно ли нулю участие в делах людских того Бога, сущность которого лучше всего выразима нулём?

— И вот тут мы подходим к самому главному. В исламе связь между Богом и человеком максимально ослаблена именно потому что Бог — абстрактен. Ислам не только отрицает, но и осуждает идею любви к Богу. Мусульманский богослов XIII века ибн Талийя писал, что любовь предполагает прежде всего соотнесённость, пропорциональность, которых нет и не может быть между Творцом и творением. С точки зрения ислама это в высшей степени логично. Бог не может любить людей, и люди не могут любить Бога. Слишком несопоставимые величины. Любому математику это понятно. А вот христианство выше логики и математики. В основе нашей веры — чудо Боговоплощения. Сын Божий, Богочеловек жил среди нас, поэтому Его можно любить, и мы знаем, что Он нас любит. В исламе же непознаваемость Бога приводит к его бесконечной удалённости от человека. Бог так далёк, что людям остаётся одно — здесь, на земле, заниматься своими земными делами. В итоге ислам стал религией очень земной, очень человеческой, реализующей связь с высшем духовным миром на очень формальном уровне — без участия сердца, без чувства.

— А ведь религия — это связь человека с Богом. Значит в исламе не так уж много религии?

— Вот именно! Я долго не мог понять, что принёс ислам, в чём его суть. Ведь на уровне богословия ислам — тот самый ноль. Наконец до меня дошло, что ислам — вообще не религия в собственном смысле слова. Это религиозно-политический сплав. Именно в этом уникальность ислама. Новое слово, с которым Мухаммад пришёл в мир, это не новые религиозные идеи, это превращение религии в политику. Потом я нашёл у мусульманских мыслителей множественные подтверждения этой догадки. Как пишет один автор: «Ислам или политика, или вообще ничто».

— В христианстве тоже много политики.

— Ошибаешься. Христианство, как религиозная система, политических идей не содержит вообще. Господь призвал отдавать «Богу Богово, а кесарю кесарево», то есть Богово и кесарево смешивать не надо. Для христиан религия и политика — две параллельные реальности, которые влияют друг на друга, но никогда не пересекаются. Могут существовать политические системы, основанные на христианской идеологии. Есть христианский взгляд на власть. Иные церковные структуры чрезвычайно политизированы. Но ислам не политизирован. Ислам это и есть политика. Ислам не вырабатывает взгляд на власть, как на что-то внешнее по отношению к себе. Ислам сам по себе — теория власти. А практическая цель ислама — захват власти.

Христос сказал: «Царство Моё не от мира сего». Мухаммад мог бы сказать: «Царство моё — в этом мире».

— Корректно ли моделировать то, что мог бы сказать Мухаммад?

— Хорошо, оставим слова, посмотрим на действия. С самого начала Мухаммад — военно-политический лидер, создающий своё государство, где ему принадлежит верховная власть. Это было весьма успешно продолжено его сподвижниками. Шиитский автор делает утверждение, которое относится не только к шиизму, но и к исламу вообще: «Шиизм не позиционирует себя в качестве религии в традиционном для европейца понимании. Он не сводится исключительно к ритуальной практике и комплексу этических норм, а является прежде всего универсальной духовно-политической идеологией. Шиизм не политизирован, а изначально неразрывно связан с политикой. В шиитском вероучении вопрос о власти является самым главным, основополагающим». Обрати внимание на то, что думает исламский автор о религии «в традиционном для неё понимании». Он полагает, что для нас религия это «ритуальная практика и комплекс этических норм». О том, что религия может содержать некую богословскую систему, он даже не догадывается. А в том, что основной вопрос ислама — вопрос о власти, он безусловно прав.

Отсюда понятно, что европейцы попадают в откровенно нелепую ситуацию, полагая, что христианство и ислам — две сопоставимых религии, которые отличаются разными богословскими идеями. Если мы будем искать богословские различия двух религий, мы их не найдём, просто потому что не найдём в исламе богословия.

* * *

— Когда мы прибудем в Персию? — спросил Андрей командора.

— А я разве не говорил, что мы пока идём не в Персию?