– Да, я так полагал и не уставал говорить об этом. В Рейхе возрождали староевропейские консервативные ценности – всячески поддерживали институт семьи, материнство, твёрдые нравственные устои, прививали молодым идеалы жертвенного служения и так далее. Все эти ценности по происхождению своему – христианские, абсурдно было развивать и утверждать достижения христианства на основе язычества и атеизма. Впрочем, такого абсурда в Рейхе было немало, но мы развивались и шли в правильном направлении.
– Чем же тогда был нацизм? Во имя чего вы вели свою борьбу?
– Это была борьба идеалистов и романтиком против двух типов материализма – либерального и марксистского. Мы сражались за Красоту, Гармонию, Духовность, Справедливость. Мы сражались за нечто Великое, а разве это возможно без Христа? Ты посмотри какой мир построили победители. Это царство денег и низменных инстинктов. Всё кругом продажно, низко и материально. Нет никакой высшей Идеи. Это и есть язычество. И против этого язычества мы сражались.
– Для меня всё это совершенно неожиданно, господин штандартенфюрер. Я думал, всё проще – мы сражались за торжество арийской расы, за то чтобы вернуть мир его подлинным хозяевам – арийцам.
– А ты полагаешь, достаточно быть голубоглазым блондином и уже в силу одной только окраски ты будешь человеком, достойным подлинной власти? Где ты найдёшь сейчас чистокровных арийцев? Надо возрождать арийский дух, а он-то и есть дух христианский. Настоящее национальное возрождение народов Европы возможно только через возрождение христианское. Ты ищешь правду? Христос есть Солнце Правды. Именно христианство воплощает в себе высокие мужественные идеалы благородства, великодушия, справедливости. Ты ищешь настоящих нацистов? Ты не найдёшь их. Какой народ Европы пойдёт сегодня за Солнцем правды? Разве что русские. У них, пожалуй, наилучшие шансы на национальное возрождение через возрождение христианское. Русские – единственный молодой народ Европы, ещё сохранивший в себе остатки Духовности, хотя и в искажённом варианте.
– Но вы сражались с русскими, для того, чтобы их покорить.
– Я никогда не сражался с русскими, я сражался с большевиками, а точнее – с большевизмом, который отрицает Дух, Религию, Традицию. Мы были последними крестоносцами Европы, поднявшими знамя веры против знамён безбожия.
У Зигфрида вдруг невыносимо заболела голова, он почувствовал себя совершенно разбитым. Дегрелль постоянно сбивал его с мысли своими рассуждениями о христианстве. Юноша был равнодушен к религии: христианства сторонился, язычеством не увлекался, к атеистам себя не относил. Его сосредоточенность на величии Третьего Рейха не оставила в душе никакого места для религиозных убеждений и переживаний. Глубокая религиозность героического штандартенфюрера его не отталкивала, но и усвоить, переварить её он был пока решительно не в состоянии. Сам по себе Дегрелль очаровал его и заворожил, но как трудно оказалось говорить с человеком такого масштаба. «Всё по-другому, всё не так», – стучал молоточек в голове Зигфрида. Он перевёл дух и постарался перевести разговор в привычную плоскость.
– Господин штандартенфюрер… – Одна только возможность обратиться к живому человеку по эсэсовскому чину пьянила Зигфрида. – Я никак не мог разобраться с русскими. В одних книгах написано, что они унтерменши, а в других, что русские – арийцы, хотя, конечно, не самые лучшие. Но не могут же унтерменши быть арийцами.
– А мы искали ответ на этот вопрос на поле боя. Когда мы пришли в Россию, то были уверены, что встретимся с унтерменшами азиатского типа и варварской культуры. Так нам внушала наша пропаганда, идиотские брошюрки, которые меня ещё и распространять заставляли. Как-то на фронт прибыла тыловая партийная крыса и попыталась выругать меня за то, что я не распространяю брошюры об унтерменшах. Я просто послал его подальше, едва удержался, чтобы не пристрелить. Столкнувшись с русскими, мы очень быстро поняли, что вся наша пропаганда об унтерменшах – грязная ложь. Русские люди – мужественные, благородные и великодушные, мы восхищались ими. Это великий народ. Тогда я понял, что идея колонизации России – опасная иллюзия. Уже через год сражений на Восточном фронте, я был убеждён, что русские должны войти в состав Рейха на равных основаниях. Как только смог, я высказал эту точку зрения Гимлеру и Гитлеру.
– А они?