Зигфрид, однако, решил не оставлять свой поиск настоящих нацистов, твёрдо зная, какими они должны быть: суровыми и бесстрашными, подтянутыми и аккуратными, готовыми в любой момент пойти на бой за возрождение Великой Германии и отдать за неё жизнь. Однажды его привели в некую военно-спортивную группу, прозрачно намекнув, что здесь он найдёт тех, кого ищет. Сначала Зигфриду понравилось: ребята здесь подобрались боевые. Непрерывные тренировки до изнеможения, обучение бою на ножах и кулачному бою – это было то, что надо. Не раз, приходя домой с разбитым лицом, он чувствовал себя счастливым. Их наставник, которого принято было называть «господин Курт», производил впечатление человека с реальным боевым опытом. Спрашивать Курта о его прошлом было строжайше запрещено, за самым невинным вопросом, например, о том, где он так научился драться на ножах, как правило, следовал удар в челюсть. О нацизме здесь тоже не рекомендовалось говорить. Курт часто повторял, что они должны быть сильными, нечувствительными к боли и готовыми выполнить любой приказ руководства. Иногда он намекал на то, что получает распоряжения «сверху», от тайной нацистской организации, но ни разу ничем это не подтвердил.
Занятия в военно-спортивной группе Курта очень много дали Зигфриду – он теперь неплохо дрался на ножах, весьма сносно стрелял из учебного оружия, был способен к многодневным пешим переходам, научился терпеть боль и беспрекословно подчиняться. Так прошёл год, и Зигфрид начал сомневаться в том, что их группа имеет хотя бы малейшее отношение к настоящим нацистам. Он заметил, что глаза Курта загораются лишь когда речь заходит о своевременной плате за обучение. Платить здесь приходилось немало, гораздо больше, чем в обычной спортивной секции. Зигфрид уже закончил школу и работал на стройке помощником каменьщика, деньги у него были, он без сожаления отдавал за эти занятия чуть ли не треть зарплаты. Но его смущало полное отсутствие идеологической подготовки в их группе. Несколько раз ему зловещим шёпотом намекнули на то, что о нацизме нельзя говорить из соображений конспирации. Он это понял, как недоверие к нему и даже как доказательство серьёзности их организации. Естественно, основательные люди не станут доверять парню, который пришёл с улицы. Но время шло, а доверие не возрастало, и тогда за уклончивостью намёков на волю высшего руководства Зигфрид начал явственно различать фальшь – им, похоже, нечего сказать, и они делают вид, что им есть о чём молчать. А что если Курт приобрёл боевые навыки, наёмничая где-нибудь в Азии, и никогда не был связан с настоящими нацистами? Может быть, для него эта группа – просто способ заработать на доверчивости пацанов?
Однажды, Зигфрид без задней мысли процитировал одно из самых известных высказываний фюрера. Курт усмехнулся и обронил: «Полная чушь». Зигфрид понял, что Курт не знает наследия фюрера. Тогда он сознательно решил проверить своего наставника, как бы невзначай обронив при нём, что евреям Гейдриху и Кальтенбрунеру лишь случайно удалось избежать концлагеря. Курт тоже как бы невзначай заметил: «Им было бы там самое место». Зигфрид окончательно понял: Курт ничего не знает ни о рейхе, ни о нацизме. Он ушёл из его группы.
Чем был нацизм для Зигфрида? Победой высокого над низменным, торжеством идеалов над повседневностью, героическим прорывом в лучшим мир. Тогда любой мальчишка с улицы мог вступить в СС рядовым и через пару лет уже командовать штандартом – были бы только сила, храбрость, воля и верность. А сейчас всё решают деньги. Рейхом правили герои, современным миром – торгаши. Сейчас и бедняки ни о чём не мечтают, кроме денег. Дай германским рабочим побольше пива и сосисок, и они будут счастливы. Уж Зигфрид-то хорошо знал рабочую среду, в которой вырос. А фюрер подарил простым рабочим мечту о величии нации и указал способы для осуществления этой мечты. Надо взять в руки оружие и, не испытывая страха, подчинить себе трусливых торгашей, ничтожных толстосумов. Так Зигфрид понимал нацизм. И искал единомышленников, чтобы вместе с ними вырваться из тусклого убожества повседневности.