Рыцари моря

На улице Кемлянин совершенно преобразился и, став прежним Кемлянином, обнял брата. Еще он похвалил своих гостей за то, что те так ловко придумали сказать, будто явились от Фареркомпании, – его подначальным хорошо известно про брата Копейку, бежавшего с Соловков, ибо уже дважды к меркатору приходили опричники и разными хитростями и уловками пытались выведать, не подавал ли ему брат каких-либо вестей. Собачьи прихвостни! Презренные репьи!… Это строгановскогото купца они вздумали надуть!… Кемлянин совсем по-мальчишечьи рассмеялся. Но тут же опять стал серьезен. Он сказал, что для России настали поистине многотрудные времена. Государь повсюду выискивает заговоры и безжалостно казнит; также и слуги его в каждом человеке видят не мужа или жену, не старца или младенца, а видят заговорщика либо литовского соглядатая или беглого царского слугу, и по первому же, даже самому глупому оговору, волокут человека на допрос, на пытку. И выходит у них – чем больше людей запытают, тем больший у государя обретут чин. Говорят повсюду, что много у России врагов, что всякий горазд ей навредить – и немец, и пан, и хан – и все засылают в Московию лазутчиков, которые, нена-видя все русское, сеют смуту и сомнения и разжигают нелюбовь к царю. И нужно всех лазутчиков изловить, и и пики им повырывать, и поотсекать ручищи. Опричники те ловчили с Кемлянином: говорили, что не Копейкаим нужен, а тот, кто подбил Копейку на побег, кто дерзнул в угоду и на потеху врагам нашим против государя слово молвить, и потому для отечества он теперь первейший враг, и отечество ищет ему кары, и как бы сей враг ни скрывался, отечество однажды настигнет его царским орлом-птицей и вонзит ему в презренную спину свои когти…

После этих безрадостных слов Кемлянин сказал, что не хотел бы видеть собственного брата и его друзей растянутыми на дыбе, а посему никто в Нарве не должен знать, что Копейка – брат ему. Здесь опять удивился меркатор, как ловко они предстали перед ним любечанами; и даже разговор и обличье сумели перенять такие, что никто вовек не распознает в них россиян, а скажет – истинные немцы, новые лютеране. Кемлянин даже родного брата не сразу признал… Однако Месяц заверил купца, что все, сказанное ему, – правда, и они действительно пришли с грузом от Фареркомпании и имеют о том бумаги; что же касается Соловков, то они о том за всю свою жизнь и слыхом не слыхивали и теперь никак не могут взять в толк, в какой связи Соловки упоминаются…

Наконец они пришли в гавань и поднялись на судно. И удивлению Кемлянина не было конца! Торговец остался премного доволен присланным товаром – хвалил и сам товар, красивый, добротный, и то, что отмерен он без лукавства, и что обернут хорошо, и что оценивается он во столько, во сколько ценен. Кемлянин сказал, что умный торговец – всегда честный торговец и еще труженик, наподобие любечанина Бюргера. Меркатор сказал, что ум человеческий соткан из достоинств; и одно из достоинств ума в том, что ум всегда найдет возможность разбогатеть честным способом, а именно – трудом; в этом же и проявление силы. Торговец, который ловчит и обманывает, – слаб и неумен; с таким не то что торговать, не следует иметь никакого дела, ибо человек этот во всем слаб и неумен; он не торговец, а презренный меняла, греющий руки на чужих нужде и прорухе, и дела его рано или поздно, мытьем или катаньем возвращаются к нему; ведь в сложном мире людей есть один простой закон: кто говорит «да!», слышит в ответ «да!», а кто говорит «нет!», имеет в ответ «нет!» же; так к обманывающему возвращается его ложь, а к праведнику отовсюду стекается истина…