Рыцари морских глубин

Чтобы нечаянно не обронить котелок в воду, привязываю его шнурком за дужку и к кольцу на мачте. Ушица, приправленная сушёным укропом из магазинного пакета, получилась необычайно вкусной.

В 16.30 начал накрапывать дождь. Он всё сильнее принимался моросить, и было ясно, что до конца дня погода не улучшится. Пока выбирал место для причаливания, дождь уже не моросил, а буравил струями целлофан, укрывавший одежду, постель, рюкзак. Хлестал по офицерскому прорезиненному плащу, по брезенту лодок. Ручьями растекался по настилу.

Блистали молнии, погромыхивал гром. Небо застлали иссиня–чёрные тучи. Быстро темнело. Налетевший ветер поднял волны.

Прикрыв лицо капюшоном, я выглядывал из–под него, высматривая удобное местечко для высадки.

Я заметил справа жёлтую полоску берега, пологую и свободную от корчей. Начал быстро подгребать к ней. Ощутил, как лодки надвинулись на мель, быстро поднялся, схватил моток швартового конца.

Боясь, что течение оттащит меня к кустам, я, не нарушая правила: пока не привяжешься — не отцепляйся, не отстегнул от себя короткий страховочный шнур, прикреплённый карабином к кольцу на поясе.

Я спешно соскочил с настила на берег, желтеющий, как я полагал, наносным песком.

Но то был не песок, а тина.

Жидкая, вязкая, глинистая.

Я тотчас погрузился в неё по грудь.

Ноги в резиновых «болотниках» застряли в илистой грязи как в цементном растворе.

Катамаран развернуло. Он потянул меня назад и, наверняка, опрокинул бы в воду.

Я мгновенно сообразил, что пересилить уплывающий плот, удержать его из такого неудобного положения не смогу и захлебнусь.

Чтобы подняться, надо было быстро развернуться к плоту передом.

Я же был не в состоянии выдернуть ноги из тины одним рывком.

Левая рука судорожно сжимала двадцатиметровый моток швартового конца. Заваливаясь на спину, правой успел отцепить от себя карабин страховочного шнура. Это и спасло меня.

Распуская на воде кольца длинной верёвки, освобождённый катамаран поплыл сам по себе.

Ошалело загребая руками, я кое–как выпрямился, наклонился всем телом вперёд и медленно вырвал из илистых тисков сначала одну ногу, потом другую.

С большим трудом сделал несколько шагов, упал на живот и ползком выбрался из грязи на твёрдое место. Задыхаясь от одышки, пережитого страха успел закрепить уже напрягшийся швартовый конец за мокрую, осклизлую валёжину и свалился рядом чуть живой. Грязный, насквозь мокрый, я лежал под дождём на тёмном пустынном берегу, дрожал и плакал.

Приступ истерики от неожиданного стресса колотил меня, сотрясал тело рыданиями.

Я понимал: в какие–нибудь две–три секунды не успей отстегнуть карабин от пояса — всё! Крантец! Опрокинул бы меня катамаран навзничь. Подняться бы не смог и утонул бы. Здесь, на илистом берегу красивой реки Парабель и закончилось бы моё плавание в Заполярье, к морю Карскому.

Совсем не просто, скажу вам, плыть по течению. Попробуйте — сами узнаете!

Слёзы ещё текли по лицу, мешаясь с дождём, но руки уже вцепились в туго натянутый швартовый шнур, подтаскивая к берегу чуть не погубивший меня плот.

При ярких вспышках молний и под оглушительный грохот электрических разрядов, поставил палатку. Порывистый ветер трепал целлофан, которым я накрывал её, вырывал плёнку из рук, и я долго не мог управиться с ней.

Наконец, забрался под полог, сбросил с себя грязную, насквозь мокрую одежду и переоделся во всё сухое.

Дождь хлестал по целлофану, а внутри палатки светил фонарь, шипела синим огнём газовая плитка, «Радио России» радовало задорной казачьей песней и пахло подогретой тушёнкой.

После глотка спирта, припасённого на случай непредвиденного купания в холодной воде, по телу разлилась приятная тёплая истома. Укрывшись пуховиком, я впал в блаженную негу.

Хорошо–то как!

И возблагодарил я Господа за счастливое избавление от гибели.

«Я погряз в глубоком болоте, и не на чем было стоять; вошёл во глубину вод, и быстрое течение их увлекало меня. Ты извлёк меня из тины, чтобы не погрязнуть мне… Благодарю тебя, Боже! Избавлюсь от ненавидящих меня и от глубоких вод».

Библия, псалом Давида 68 (3,15).

Такое вот неожиданное купание, или, применительно к названию этой главы — «срочное погружение» пришлось совершить.

Долго не спал я в ту ночь, взбудораженный случившимся.

Как нелепо всё могло оборваться: плавание, дневниковые записи, сама жизнь. Казалось невероятным, что удалось превозмочь себя в такой почти безвыходной ситуации, вывернуться из критического положения, когда уже не оставалось шансов. Но, видно, не пришло время сгинуть ни за грош, ни за понюшку табаку.

Мой добрый Ангел–хранитель всегда рядом, и благодаря его заботам я всё ещё жив, здоров и невредим. И сейчас даже не верится, что чуть не утонул, увязнув в предательской тине.

Неужели всё это было со мной?

И это я, мужчина в летах, плакал навзрыд, как ребёнок?

К сожалению, да. Измазанные илом сапоги, извазюканная в грязи одежда — немые свидетели смертельно–опасного происшествия, пережитого панического ужаса, нервного срыва.