Очнулся от тяжких раздумий Иоганн, лишь когда переступил порог своей комнаты. В лицо пахнуло привычной вонью грязной одежды, тухлых объедков и человеческого пота. Его товарищи вернулись раньше и уже расположились за длинным столом в центре комнаты, заставленном кувшинами с пивом и мисками с едой. Вокруг стола в беспорядке валялись доспехи, шлемы, копья и другая амуниция. Стражники с громким чавканьем и прихлебыванием поглощали пищу и питье и при этом оживленно обменивались замковыми новостями и сплетнями.
Иоганн снял латы и подсел к столу, ему вдруг захотелось выпить холодного пива. Он молча наполнил глиняную кружку пенистым напитком и в три глотка осушил ее. Стражник по прозвищу Корыто подвинул ему миску с овсяной полбой, но Иоганн не притронулся к еде. Он встал из-за стола, подошел к своему топчану, плюхнулся на него, и мысли унесли его из этой комнаты с низкими сводами, черными от копоти стенами и затхлым воздухом.
Надо сказать, что жизнь стражников протекала однообразно и безрадостно: отстояв на посту – обычно вполне спокойно и благополучно, они возвращались в эту комнату и проводили здесь большую часть оставшегося времени: спали, ели, пили, играли в кости, иногда дрались. Все их желания и устремления сводились к получению жалкого жалованья раз в полгода и угощения на праздник.
– Иоганн, ты послушай, что Бран говорит, – прервал размышления Иоганна Корыто.
– Она меня не заметила, – продолжил рассказывать Бран, красивый молодой стражник с синими глазами и к тому же прекрасно сложенный.
– Кто она? – прервал его Иоганн.
– Брингильда! – хором ответили стражники.
– А я стою от нее шагах в десяти и не знаю, что делать. И прятаться страшно – вдруг подумает, что следил за ней, и бежать страшно, – Бран попытался изобразить на своем лице страх.
– Жуть! – воскликнул Корыто. – Ей достаточно пальцем шевельнуть, и человек в крысу превратится.
– Или в новые башмаки для Тритона, – добавил Гридигат.
– Хорошо, что уже стемнело и луны не было, – продолжил Бран. – Смотрю, она достала нож и не то камень, не то кусок дерева и принялась заклинания шептать. Ну, думаю, теперь или башня рухнет, или моя голова рогами обзаведется.
– Твоя-то нет, а вот тому, кто ей на хвост наступил, счастья привалит, – вмешался Корыто.
– Слушай дальше, умник. Взяла она нож, полоснула по камню, а тот как застонет человеческим голосом! У меня от этого стона будто кто все потроха наружу выдирать стал. Я зубы сцепил, весь скорчился, а про себя ору во все горло от боли. Кое-как стянул куртку и замотал голову, уши руками сдавил. Чувствую: еще немного, и конец мне. Но тут, хвала всевышнему, кончилось все.
– Ох, счастливый ты, Бран, – заметил Фурт. – Слышал, как корень мандрагоры стонет, и живой остался.
– Чтоб тебе всю жизнь таким счастливым быть, – усмехнулся Бран. – Ноги меня не держат, повалился наземь, в голове точно наковальня, а в глаза будто уксус плеснули. А дальше не знаю, было ли, привиделось ли, помню только: стоит Брингильда на коленях, а перед ней фигура какая-то темная – не разобрал, призрак или человек, и жалуется ему на свое житье-бытье: «Моя жизнь в этом замке – сплошная пытка. Королева и ее толстобрюхие придворные помыкают мной как хотят, и все стараются унизить или оскорбить. Это просто невыносимо. А сами совсем забыли, кому служат и для чего живут в замке; они непочтительно отзываются даже о самом Повелителе. Я хочу, чтобы он знал правду: только я одна предана ему всей душой, только для меня его воля дороже жизни, а все остальные – просто скопище неблагодарных нахлебников. Королева до того вознеслась в своей гордыне, что почитает себя равной Повелителю нашему…»
Рассказ Брана произвел на его товарищей должное впечатление. На него смотрели как на выходца с того света: и с сочувствием, и с опасением – не осталась ли на нем колдовская зараза. Общее мнение высказал самый старый из стражников – Фурт:
– Молчим об этом по гроб жизни. Узнает Брингильда, что ты ее видел, – конец тебе. Да и нам тоже.
Иоганна же приключение Брана просто потрясло, но по несколько другой причине, нежели остальных. Встреча со старухой основательно взбудоражила стражника, возбудив в нем одновременно и надежду на… На что, он и сам точно не знал, и в то же время мучительные сомнения: превратится ли эта надежда рано или поздно в уверенность или растает уже завтра утром? Все время, пока Бран говорил, Иоганн не сводил с него глаз: ему казалось, что устами Брана к нему обращается сама судьба и он понимает скрытый смысл ее слов.