Рыжая-бесстыжая

– Та самая, что была на Ваньке в тот памятный ужин. И та самая, что ты подарила потом нашему сторожу. В общем-то это даже интересно – заниматься раскрытием преступления. Представляешь такую картинку: некто высыпает перед тобой огромную кучу кусочков черно-белой картинки-головоломки (с цветными все было бы гораздо проще), а тут черно-белые. Ты их пытаешься сложить, но у тебя ничего не получается. И тут какой-нибудь один вдруг встанет на свое место, и все… Пошло-поехало. Вот так и с этой рубашкой. Она, конечно, уже ни на что не похожа. И пуговицы оторваны, и измята, и не стиралась, очевидно, ни разу. Тот Ванька подобными делами не занимался при жизни, а этому Ваньке недосуг. Но этот ее цвет и шелк… Я всю дорогу мучилась, пока не вспомнила. В тот вечер на Мельнике была эта самая рубашка, а под ней футболка, в которой вы ко мне его подсунули. Зачем рубашонку-то сняли, из жадности или как?..

С импровизированной скамьи подсудимых не раздалось ни звука, лишь отчаянное прерывистое сопение. Настя ненадолго замолчала, затем продолжила свою обвинительную речь:

– Потом, немного позже, когда я вспомнила, где и на ком я видела это произведение английских текстильщиков, все стало проясняться. Как во сне, увидела удивленную донельзя морду бывшего супруга в ресторане. Припомнился замок без единого следа взлома, а кроме тебя, милый, ни у кого ключей не было…

– Его могли открыть отмычкой, – вяло попытался опротестовать данный факт Андрей.

– Могли, но не стали. Тут с вечера к Атаманову кое-кто пытался попасть, так вот отмычкой поработали основательно. Я потом к замочной скважине склонилась и поразилась наличию на гладкой поверхности всевозможных крошечных царапинок. Мои же замки были девственно чисты…

– Эксперт, мать твою! – не удержалась от язвительного замечания Нинка.

– Не нужно быть экспертом, чтобы это понять, – дверь была открыта родными ключами. А тут еще вдруг из ниоткуда всплыл мотивчик. И такой аргументированный, что я, как и многие в подобных ситуациях, аж досаду на себя почувствовала. Ехала и думала: ну как же это я раньше-то!!! Единственное, что меня еще останавливало от окончательных выводов, так это твой партнер, Нинок… Ну никак не хотело мое воображение соединять вас воедино! Все вроде бы сходится: присутствие в ресторане, ключи – это его сторона участия, рубашка, подаренная тобой сторожу, – это твоя сторона. Но в жизни бывают исключения из правил. И это я допускала, по тупости своей надеясь, что каждый из вас действовал самостоятельно, независимо друг от друга. Ну а когда, наконец, имела счастье лицезреть сегодня Андрея у твоей двери, то все сомнения и надежды отпали сразу…

Настя замолчала, напряженно вглядываясь в осунувшиеся лица напротив. Пауза, тягучестью и мучительностью своей сравнимая разве что с тяжким бременем епитимьи, накрыла всех присутствующих. Никто, судя по выражениям лиц, не собирался прерывать этого безмолвия. Во всяком случае, пока…

Каждый чего-то ждал. Настя – их откровений и, разумеется, раскаяния. Андрей – внезапного появления ангела-спасителя, очевидно, в образе собственной мамаши. Нина ждала чуда. Только оно, по ее мнению, могло их всех спасти. Только оно. Андрея, будь он трижды неладен, слюнявый ублюдок, не способный ни на что, – от кары небесной. И ее, Нину, – от скамьи подсудимых. И… Настю.

Эта дурочка просто не понимала, с каким огнем играет, избрав себе роль прокурора. Пусть у нее пистолет, но Нина была готова отдать на ампутацию правую руку по локоть, что пустить его в ход та не сможет. Только бы этот тюфяк осмелился на что-нибудь. Только бы он не оплошал…

Но Андрей, не уловив тревожных импульсов, посылаемых ему любимой женщиной, несколько раз прерывисто вздохнул и вдруг проквакал:

– Настя, прости нас, мы не хотели!!!

– Что именно?

– Мы просто хотели… напугать тебя, а потом эта передозировка. О господи, за что?! – Он театрально заломил руки и, если бы не пистолет, наверняка бросился бы ей в ноги. – Прости!!! Умоляю!!! Не губи нас!!!

– Как вы меня хотели погубить, так, что ли? – Настя насмешливо приподняла брови, поймав себя на мысли, что ее совершенно не растрогала эта сцена покаяния. – И подумать только – погубить две человеческие жизни из-за каких-то несчастных двадцати квадратных метров жилья! Вы нелюди, ей-богу! Мало вам было моей четырехкомнатной, так еще и эту захотелось прибрать к рукам. Мама благословила?

– Нет. – Поняв, что жалостью бывшую супругу не пронять, Андрей совершенно раскис и плаксиво попросил: – Ну давай просто забудем об этом, как о дурном сне. Ты же добрая…

Он сгорбатился, и плечи его принялись судорожно вздрагивать. Мучимый угрызениями совести, если таковая вообще имелась в наличии, Андрей принялся громким шепотом ругать себя всякими неблагозвучными словами. Со многими из них Настя не могла не согласиться и, понаблюдав за сердцещипательной сценой раскаяния экс-супруга, стала вдруг ни с того ни с сего проникаться к нему сочувствием. Неизвестно, как далеко зашла бы она в своем немом сострадании, но тут вдруг раздался Нинкин глас, заставивший их почти подпрыгнуть на месте.