Рыжеволосая девушка

— Я хочу вон отсюда, — сказала я доктору Мартину, с трудом дотащившись до его рабочего кабинета. Видно, он опять достал себе табаку — он курил.

— Ты выручила меня… — сказал он. Я видела, что он избегает моего взгляда и что ему тяжело говорить мне это. — Вчера вечером мы приняли одного борца Сопротивления… одного из наших товарищей; он весь прошит пулями. Как только его можно будет перевозить, мы поместим его в той комнате, где сейчас находишься ты… Мне тебя жаль, Ханна, но по сравнению с этим человеком ты достаточно окрепла…

— Я и окрепла… — ответила я.

— Не бойся, впрочем, что я выкину тебя на улицу, — сказал доктор, пытаясь шутить, и, как всегда, неудачно. — В городе есть одна семья, куда ты можешь сразу и отправиться, чтобы полностью окрепнуть.

Я переехала в тот же день. Семья, о которой говорил доктор, состояла из пожилых отца и матери и незамужней, уже стареющей дочери. Они отнеслись ко мне необычайно сердечно: они специально для меня приготовили застекленную веранду, так как я еще не могла подыматься по лестнице. В этой семье, или, вернее, в этом доме, была лишь одна вещь, к которой я не могла привыкнуть. Хозяева были любителями собак: они держали ирландских сеттеров и больших мохнатых английских овчарок. Я увидела их, как только перешагнула порог дома. О наличии здесь четвероногих свидетельствовал не только неистовый и ужасный лай на все собачьи голоса; повсюду — в коридорах, в каждой комнате и даже на моей застекленной веранде — чувствовался запах псины, который, казалось, впитали в себя до самого последнего волокна ковры, мебель и обои. Я не решалась сказать об этом хозяевам; но терпеть собачий дух я тоже не могла. А теперь, спала ли я или ходила, я все время дышала этим воздухом. Моя новая хозяйка не понимала, отчего я почти не ем, отчего плохо сплю, хотя и еда и постель были отличные; ее муж и дочь приносили мне лакомства и фрукты, они предоставили мне свободу рыться в их книгах, когда и сколько я захочу. А я всюду ощущала только присутствие собак. Я чуяла их, когда они были дома, и чуяла этот запах, даже когда муж, жена и дочь уходили с ними гулять. Я настежь распахивала рамы у себя на веранде; это чуточку помогало, я вдыхала терпкий воздух бабьего лета из окрестных садов. Но каждый раз мне приходилось снова окунаться в воздух этого гостеприимного дома, пропитанного запахом собак.

— Ради бога, вызволи меня отсюда, — сказала я Ан, которая зашла ко мне через неделю после моего водворения в этот дом с собаками. — Я умираю от этой вони. Сами люди добры и любезны, но настолько влюблены в своих собак, что даже не замечают, что от них самих тоже разит псиной…

— Бог ты мой, куда же ты хочешь? — спросила Ан в замешательстве, сочувственно глядя на меня. — Она тоже не выносила собачьего запаха.

— Нельзя ли мне опять переехать к себе на чердак? — спросила я.

Любители собак не могли понять, почему я решила уехать от них, но не удерживали меня.

Ан и Тинка перевезли меня на чердак. Медицинская сестра, которая прежде, кажется, не подозревала, кто я, не хотела, чтобы я снова поселилась под крышей.

— Я уступлю вам свою комнату, — сказала она мне, — пока вам не станет лучше. Меня по большей части дома не бывает.

— Но у вас случаются и ночные дежурства, — возразила я.

— Вам придется тогда потерпеть мое общество и днем, — ответила она. — Я постараюсь не очень обременять вас своим присутствием.

Она превратила диван во вторую кровать. И я лежала на ней и утром, и днем, и вечером. Я понемногу выздоравливала. Лихорадка и боли иногда возвращались. Я чувствовала, что, конечно, рановато убралась от доктора Мартина, но никому об этом не говорила. Я ковыляла по комнате на костылях и сначала крепко опиралась о шкафы, о стол и о стены. Затем я попробовала пройтись без костылей.

Свои ноги я начала массировать. В ранах покалывало, как в онемевших пальцах, когда по ним снова потечет кровь. Я придумала себе даже нетрудную гимнастику. Однажды моя хозяйка застала меня врасплох, когда я пыталась сделать первые приседания и упала на пол.

— Вы слишком неосторожны! — воскликнула она испуганно. — Вы перенапрягаетесь!

Я позволила ей уложить меня на кровать и, улыбаясь, покачала головой. И хоть я от слабости обливалась потом, все же я была счастлива: я чувствовала, что снова обрела силу и власть над своими конечностями.

Товарищи заходили ко мне, как и прежде. Приносили мне нелегальную «Де Ваархейд» и рассказывали, что происходит на нашем фронте. Наконец-то появился наш фронт!

Шла битва за Арнем. Британские и польские десантные войска должны были освободить город. Однако получилась неувязка. Они не приняли во внимание одну колонну войск СС, которая в этот самый момент вдоль реки Лек направлялась маршем на Восток.

Колонна ввязалась в бой. Она остановила освободителей, зажав их на узкой полоске вдоль реки у Оостербёека. Сама же затем переправилась через реку и расположилась в районе Бетюве. Английская авиация была бессильна — в течение двух последних суток над местностью висел первый, все скрывающий осенний туман.