Рыжий

Карабинеры посмотрели на британца, как на законченного идиота.

Он пошел в банк и снял со своего счета деньги. Рано утром его разбудил в гостинице телефонный звонок из полиции:

- Сеньор Смит? Нашлись ваши кассеты.

Ему вернули десять кассет из одиннадцати. Отлично! Вон заплатил обещанное вознаграждение, сел в машину с выбитыми стеклами и помчался в Штутгарт.

Вернувшись домой, Вон Смит продал телекомпаниям отснятый материал за 200 тысяч долларов. Часть этих денег он передал на развитие Frontline news.

В министерстве обороны очень боялись, что Вон начнет рассказывать газетчикам о своей эпопее и тогда военные будут выглядеть полными дураками. Скандала не избежать. Но и Вон побаивался: все таки он нарушил законы, прибегнул к подлогу, что теперь будет? Тогда между ним и военным ведомством был достигнут компромисс: Вон помалкивает о своих похождениях, а генералы в ответ закроют глаза на его шалости.

- Отличная работа! - с восхищением сказал Рори, узнав подробности. - Если дела так пойдут и дальше, мы скоро переплюнем «Рейтер».

Эта идея - сделать их компанию такой же большой и влиятельной, как «Рейтер», по-прежнему захватывала Рори, он верил в то, что это им по силам. Питер и Вон, привыкнув к закидонам своего приятеля, только ухмылялись и помалкивали. Они смотрели на вещи трезво.

Рори той весной редко появлялся на горизонте. Он все еще праздновал свой «медовый месяц». Кажется, он просто потерял голову: ни на минуту не желал расставаться с Джульет, каждый день привозил ей цветы, делал подарки и совершал мелкие глупости, свойственные влюбленным.

С наступлением лета они поехали с детьми в Штаты, там в лесистом краю севернее Бостона мама Рори унаследовала большой участок земли с домом на берегу озера. По-русски это называется «дача». Просторный бревенчатый сруб стал их пристанищем почти на целый месяц. Ловили рыбу, охотились, лазили по скалам. Рори учил детей ставить капканы на лис, разжигать костер, бить рыбу гарпуном. Правда, однажды и здесь обнаружился его необузданный нрав. Желая показать, что человек может выжить в глухом лесу, была бы только смелость, он с одним перочинным ножом напал на огромного лося, загнал его в озеро и перерезал зверю глотку.

Я из Москвы бомбардировал его факсами и звонками: давай быстрее план нашего путешествия к моджахедам. К этому времени этой идеей уже загорелся и Руслан Аушев - он пообещал оказать нам поддержку. Руслан стал большим человеком - депутатом Верховного Совета СССР, председателем Комитета воинов-интернационалистов при Президенте СССР. В Москве тема военнопленных, брошенных родиной в Афганистане, становилась модной. Уже появились политики, делавшие на этом свою карьеру. Зарабатывали очки, не стесняясь. Руслан и его Комитет не хотели шоу, а хотели реально помочь попавшим в беду парням, их родителям.

Рори тоже не сидел сложа руки. Он навестил брата Ахмад Шаха Масуда, который жил в Лондоне. «Как Масуд посмотрит на то, что к нему приедет советский представитель для переговоров о судьбе пленных?» Спутниковыми телефонами тогда обзавелись уже все крупные партизанские командиры, поэтому составленный по-восточному ответ пришел очень скоро: «Если Рори и Питер выступят гарантами этого визита и лично сопроводят человека из Москвы, тогда такое предложение можно было бы рассмотреть».

Питера уговаривать не пришлось, он согласился сразу. Теперь следовало разработать план.

Рори предлагал следующее. Мы прилетаем в Пешавар и несколько дней живем там, это необходимо для того, чтобы пакистанская контрразведка привыкла ко мне, увидела, что я занимаюсь рутинным журналистским делом. «Будем ходить по базарам, встречаться с беженцами, брать интервью у чиновников, - писал мне Рори. - За всю войну в Пешаваре, по-моему, не было ни одного человека из СССР, ты станешь первым, что сулит некоторые неудобства. Тебя автоматически причислят к шпионам». Однажды ночью, предварительно убедившись, что слежки за мной нет, мы на арендованной заранее машине едем к афганской границе, там пересаживаемся на нанятых также заблаговременно лошадей и вместе с проводником идем вглубь Афганистана. Переход до базы Масуда займет десять-двенадцать дней. Там мы работаем, сколько требуется, и тем же путем возвращаемся в Пешавар.

Далее план Рори Пека предусматривал одну неожиданную особенность, о которой он предпочел сказать мне по телефону.

- Владимир, - несколько торжественно обратился он ко мне своим гортанным голосом. - При возвращении в Пешавар тебя скорее всего арестует пакистанская полиция за нарушение пограничного режима.

- Нормально, - опешил я. - И чем мне это грозит?

- Ну, отсидишь пол года в пакистанской тюрьме, потом тебя выпустят. Или обменяют.

- Пол года?

- Ну, может быть, чуть больше или чуть меньше. А что тебя смущает?

Рори произнес это так, что мне не оставалось пути к отступлению. Я подумал о том, что пол года - это и вправду невеликая плата за то дело, которое мы собираемся совершить. Да и тюремный опыт журналисту тоже не помешает.