Рыжий Орм

— Ну, сам-то он так не думал, — сказал Орм. — Ибо после наказания этот кондитер прославился среди охраны, и мы частенько захаживали к нему, чтобы поболтать с ним и выпить его сладкого сирийского меда, так что почет его возрос, и он благодарил Аллаха за удачу. Однако Токе смекнул, что хотя это дело окончилось благоприятно для него, все же оно послужило ему предупреждением, и он больше никогда не осмеливался ходить к той женщине.

Наконец появился брат Виллибальд и сообщил, что Торгунн действительно вывихнула себе ногу.

— Колено скоро распухнет, — сказал он Раппу, — так что и ты сможешь убедиться, что это так.

Все подумали, что Рапп испытает облегчение при этих словах. Но он сидел все такой же мрачный, задумчивый и в конце концов сказал:

— Магистр лежал с ней довольно долго и обнимал ее колени, или, может быть, одно из них. Что-то трудно мне поверить, что он остановится на этом, ибо он сам же говорил нам, что питает слабость к женщинам и что научился из заморских книг тому, как лучше всего ублажить их. Я уверен в том, что он, вместо того чтобы читать над коленом молитвы, занимался другим. Если бы колено не распухло, тогда бы он, может, и стоил чего-нибудь как священник.

Это была самая длинная речь, которую когда-либо слышали от Раппа. И никто никак не мог заставить его изменить свое мнение. Тогда Ильва сказала:

— Сначала тебе казалось подозрительным, что колено не распухло, а теперь — наоборот. Что же, вы, мужчины, всегда таковы, когда вам что-нибудь взбредет в голову. Я пойду сейчас к Торгунн и поговорю с ней со всей откровенностью. Мы ведь добрые друзья, и мне она расскажет всю правду. И если даже она не захочет говорить о чем-нибудь, я сразу же пойму, что именно она скрывает. Ибо женщине всегда легко заметить, лжет ей другая женщина или говорит правду. Мужчинам это сложнее, слава Богу.

И она ушла к Торгунн, чтобы поговорить с ней наедине.

— Теперь-то ты можешь быть спокоен, Рапп, — сказал Орм, — ты наконец узнаешь, что там было на самом деле. Хитрее женщины, чем Ильва, ты не найдешь. Уж это я знаю точно. Я сам заметил это, как только встретил ее.

Рапп согласно буркнул в ответ. Потом они заговорили о двух пропавших телках, которых так и не нашли и которых надо будет поискать на следующий день.

Ильва долго отсутствовала. Когда же она вернулась, она погрозила Раппу кулаком.

— Теперь я знаю все, — сказала она, — дело обстояло так, как я и думала. И тебе не надо беспокоиться, Рапп, ибо там, в лесу, ничего не произошло. Только обидно, что ты сам навоображал себе. Торгунн то смеется, то плачет, как только вспоминает о твоих подозрениях и суровых упреках. Она сказала мне, что почти раскаивается в том, что не соблазнила священника, раз уж представилась такая возможность. «Мы могли бы успеть заняться другим, пока не пришел Рапп, — сказала она мне. — И раз уж мне предстояло испытать стыд и досаду, то лучше бы я заодно испытала и удовольствие». Вот что она мне сказала. И если ты умный, Рапп, как я о тебе думала, то ты никогда больше не будешь ни единым словом вспоминать об этом происшествии. Ибо тогда Торгунн обидится, это я тебе обещаю. Но если ты будешь добр к ней, то я думаю, что она тоже забудет обо всем и не будет напоминать об этом. А лучше бы ты поскорее завел с ней ребенка, тогда бы ты перестал опасаться этого беднягу магистра.

Рапп почесал в затылке и пробормотал что-то о том, что усердия к этому хватает. Было видно, что слова Ильвы облегчили его душу, и он поблагодарил ее за то, что она все выяснила окончательно.

— Хорошо еще, что я сам не потерял голову, — сказал он, — хотя я и не такой умный, как ты, Илъва. Если бы я убил магистра, то совершил бы ошибку, и вы рассердились бы на меня. Пойду теперь к Торгунн, чтобы помириться с ней.

Когда Орм с Ильвой остались одни и улеглись наконец спать, они поговорили еще немного о событиях минувшего дня.

— Все окончилось лучше, чем я думал, — сказал Орм, — ив этом твоя заслуга. Если бы я взялся рассудить, я бы точно решил, что они занимались в лесу другим, но только не коленом.

Ильва лежала некоторое время молча. Потом она наконец сказала: