Рыжик на обочине

Уже позднее утро, по радио идет ток-шоу со звонками слушателей. На взгляд Майки, ток-шоу со звонками слушателей — худшая в мире идея. Кому интересно мнение ни в чем не сведущего человека с улицы? Он все подумывает переключить на другой канал, но сил нет. Очередной звонок, сиплый житель Айовы — похоже, сам не ожидал, что окажется в эфире.

— Алло! — твердит он. — Слышно меня?

— Да, да, — нетерпеливо отвечает ведущий.

И тут позвонившему, разумеется, непременно требуется весь предварительный церемониал.

— О, привет! — говорит он. — Доброе утро! Пауза.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Ну, первым делом, — говорит радиослушатель, — я хочу сказать вам, как я люблю вашу передачу. Я всегда…

— Что вы хотите нам сказать? — перебивает ведущий.

— А? И еще я хотел бы поблагодарить вас за то, что ответили мне…

— Всегда рады! Но вы позвонили, чтобы…

Радиослушатель пускается в путаные рассуждения о… какова тема сегодняшней передачи? Полицейское насилие, что-то связанное с полицейским насилием. У него полно слов-паразитов, «знаете ли» в каждой фразе и столько «мм» и «э», что, казалось бы, он должен и сам это замечать. Но он пребывает в счастливом неведении, даже когда ведущий делает уже вполне откровенные намеки поторопиться, например: «Ну да, и?» или «Хорошо, итак?»

— Вот почему радио надо оставить профессионалам, — укоряет Майка позвонившего, а затем решает уесть и ведущего: — А вам бы не помешало соблюдать самую обыкновенную вежливость.

На следующем перекрестке раскорячился гигантский топливозаправщик. Бог транспорта, должно быть, бьется в конвульсиях. Вышла немалая задержка, и к тому времени, как Майка стронулся с места, звонок, к счастью, завершился и начались новости. В Иордании разлив рек, потоп, а в Колумбии катастрофический оползень. Нелегальный иммигрант, депортируемый на родину, говорит, что как только прибудет туда, тут же развернется — и двинется обратно. Будет прорываться снова, и снова, и снова, говорит он, а что еще остается человеку? Майка наконец выключает радио. Он останавливается на светофоре на пересечении с Норзерн-парквей и слышит, как в соседней машине радио играет какой-то хип-хоп, очень нервный, такой напряженный ритм, что у него гудит в ушах. Он ждет, глядя прямо перед собой, руки лежат на руле, четко на десяти и на двух часах. Мысленно он составляет еще одно послание Лорне.

«Единственная моя ошибка, — пишет он. — Я надеялся, что все будет идеально».

Внезапно он включает поворотник и, когда загорается зеленый, уходит на восток вместо прежнего направления ~ на север.

Теперь, когда радио умолкло, он слышит все звуки и внутри машины, и снаружи. Шины свистят на влажном асфальте, мотор гудит, как швейная машина, какой-то инструмент в сумке постукивает о другой инструмент на каждой дорожной выбоинке. Он проезжает бульвар Лох-Рэйвен. Он минует Перринг-парквей.

Он сворачивает направо, на Харфорд-роуд.

11:18. Он понятия не имеет, чем сейчас занят четвертый класс. Уже время ланча или нет? Он подождет ланча. Припаркуется рядом и подождет. Но как он узнает, что уже ланч? Они же будут внутри, в школьной столовой. А после еды выйдут на площадку или останутся в школе до дневного перерыва? Ладно, если придется подождать до второй половины дня, он подождет. Посидит в машине, что еще остается человеку?

Направо, налево, снова направо. Он проезжает жилой район, маленькие дома с маленькими, засыпанными листвой дворами, часто встречаются вывески надомных предприятий: «Наращивание волос», «Все для вязания». Затем он проезжает мимо бейсбольного поля и сбрасывает скорость возле школы Линчпин Элементари. Изношенное двухэтажное кирпичное здание, бетонные ступени с крошащимися краями, в большинстве окон крикливо-яркие рисунки. Голая глиняная игровая площадка слева, там качели, лазалки… и да, дети, десятки детей.

Поначалу он приободряется. Паркуется, вылезает из машины, все еще в очках, надо же посмотреть, что к чему. Потом соображает, что детишки слишком малы для четвертого класса. Они играют в какую-то игру, водят хоровод, и вид у них такой — пухлявый, растопыренный, закутанный, — как у детей, которых пока еще одевают взрослые. Но Майка все равно шагает туда. Он заприметил еще одну группу, дальше, за малышами, — эти постарше, мальчики и девочки уже не в одной куче. Мальчики бродят группками туда-сюда без ясной цели. А девочки организовали игру в прыгалки. «Где в долине травка зеленеет, там наша Эллисон все хорошеет, — распевают они. Эллисон — наверное, так зовут девочку, которая сейчас прыгает, ее косички взлетают вверх вместе с ней. — Эндрю к ней придет, поцелует…»

— Эндрю Эванс? — визжит Эллисон. — Фу-у!

— Сколько поцелуев, ну-ка, сосчитай! Раз, два…

— Четвертый класс? — спрашивает Майка девочку, которая крутит прыгалку.

— Что?

— Это четвертый класс?

— Не весь…

— Где ваша учительница?

— Э…

Девочка растерянно оглядывается по сторонам, замедляет движение своего конца прыгалки, и Эллисон спотыкается.

— Нечестно! — вопит Эллисон и жалуется остальным: — Шаванда упустила веревку!

— Простите, это все я виноват, — говорит Майка. — Я ищу…