— Но бог с этим со всем! — вдруг приободрилась Лорна. — Это ведь все давно миновало, верно? Ты построил собственную жизнь — неплохую, судя по всему, — и я искренне верю, что однажды ты найдешь себе подходящую пару. А я нашла подходящую мне пару, и у меня трое детей, моя гордость и радость, пусть один из них сейчас и проходит через трудный период. Но я знаю, у него тоже все будет хорошо.
— Конечно, будет, — рассеянно отозвался Майка. Он все пытался приспособиться к этому альтернативному видению прошлого.
Лорна откинулась к спинке стула. Она взяла со стола блейзер Бринка, подержала его перед собой, встряхнула, избавляясь от заломов, и аккуратно сложила.
— Иногда, — задумчиво сказала она, — оглядываешься на свою жизнь и почти веришь, будто она была уготована заранее. Такая ровная прямая тропа, по которой ты должна была пройти, даже если поначалу казалось, будто на ней сплошь кочки да колючки. Понимаешь?
— Ну… — сказал Майка.
— Так расскажи! — Она отложила блейзер в сторону. — Слыхал ли ты что-нибудь о…
В заднюю дверь постучали — три твердых удара, явно Роджер, а не Бринк. Но когда Майка поднялся и открыл дверь, он обнаружил там их обоих — Бринка рядом с отцом.
— О, привет, — сказал Майка.
Они оба молчали. Бринк хмурился, смотрел в пол, в Роджер не сводил глаз с Бринка даже в тот момент, когда подвинулся, чтобы позволить Майке запереть дверь.
— Добро пожаловать! — вскричала Лорна. Она вскочила из-за стола и крепко сжимала перед собой руки.
Роджер сказал:
— Сынок?
— Собираюсь с духом, — ответил ему Бринк.
Он шагнул к Лорне. Наконец-то он поднял глаза.
— Мам, — сказал он, — я очень нервничал, потому что я попался типа на том, что смухлевал с проектом, который надо было сдавать, и декан велел мне ехать домой и обо всем рассказать родителям, и чтобы потом мы вместе обсудили, как будем действовать дальше, и это меня очень напрягало, поэтому я ушел из дома.
Он остановился. Точка. Так и смотрел Лорне в глаза и стоял не шевелясь.
Лорна не сразу добралась до сути сказанного. Потом спросила:
— Что значит «смухлевал»?
Бринк оглянулся на Роджера. Тот ответил ему строгим взглядом.
— Мне времени не хватило, — сказал наконец Бринк, вновь обернувшись к Лорне. — Столько заданий на нас наваливают! Надо было сдать эту работу, но было еще много других дел, и я… в общем, можно сказать… я купил ее в интернете.
— Ох, Бринк! — вскрикнула Лорна.
Бринк плотно сжал губы.
— Ох, как ты мог! Ты такой умный, такой талантливый, и вдруг…
— Лорна! — предостерег ее Роджер.
И вовремя, иначе ее имя с той же интонацией произнес бы Майка.
Лорна умолкла.
Бринк вновь оглянулся на отца. Откашлялся.
— План такой: вернуться в универ и получить, что заслужил, — сказал он, вновь оборачиваясь к Лорне. — А потом я примусь за работу, и скоро ты снова будешь мной гордиться.
Последние слова прозвучали так ненатурально, что Майка заподозрил — их продиктовал парню Роджер. Но лицо Лорны смягчилось. Она сказала:
— Ох, милый, я всегда буду гордиться тобой. Мы оба! Правда же, мы будем им гордиться, Роджер?
Роджер ответил:
— Хм-м.
Она шагнула к сыну и обняла его, он стоял неподвижно в кольце ее рук, а Роджер, держа руки в карманах, благосклонно поглядывал на них, позвякивая то ли ключами, то ли монетами.
Разомкнув объятия, Лорна вдруг сделалась очень деловитой.
— Едем все вместе домой, — сказала она Бринку. — Проведем воскресный вечер, уютный вечер в кругу семьи, а завтра поедем к декану. Младшие так обрадуются тебе!
Она повернулась, чтобы взять со стола вещи Бринка, одной рукой все еще придерживая сына за талию, словно боялась, как бы он опять не удрал, и так и повела его затем к двери. Роджер открыл дверь, пропустил вперед их обоих, а сам, выходя, оглянулся и сказал:
— Спасибо, Майка.
— Всегда рад, — ответил Майка.
— Ох! Да! — повернулась к нему Лорна. — Огромное тебе спасибо. Даже не представляю, как мы можем…
Майка отсалютовал — ладонь у виска — и закрыл за ними дверь.
Перколятор уже только вздыхал. Кофе безнадежно переварился. Пустые кружки в ряд, ложки и салфетки — все готово для гостей. А гостей-то и нет.
Майка убрал ложечки в ящик. Сложил салфетки обратно в целлофановый пакет. Повесил каждую кружку на свой крючок, отключил перколятор и вылил кофе в раковину.
8
Никому не известно, что творится в уме такого человека. Такого узкого, ограниченного человека, такого закрытого. Ему нечего больше ждать, не о чем мечтать. Он просыпается в понедельник утром, сквозь жмурящееся окно сочится серый, безнадежный свет, и новости по радио, которое служит ему будильником, все такие же невыразимо тоскливые. Стрельба в синагоге, в Йемене умирают целые семьи, дети нелегальных иммигрантов, разлученные с родителями, никогда не исцелятся душевно, даже если каким-то чудом завтра же воссоединятся с близкими. Майка слушает все это каждый день и ничему не удивляется.