С Антарктидой — только на "Вы": Записки летчика Полярной авиации

— Возвращаемся, — сказал я Волкову. Картина стала мне совершенно ясной — взлетать нельзя. Подошли к «Харьковчанке», за которой прятались от ветра вездеходчики и новый начальник поезда. Он стоял чуть согнувшись, прижимая правую руку к животу, и я понял — опять разыгралась язва желудка. Вопросительно взглянул на него и молча кивнул в сторону Ил-14. Он улыбнулся какой-то вымученной улыбкой и отрицательно покачал головой. Мы отошли вдвоем чуть в сторону, так чтобы видна была полоса. Я кивнул на нее:

— Вася, ты видишь?

— Вижу, а что толку? Я тебе не помощник, ты же сам убедился — мужики старались, сделали, что смогли...

— Понимаю.

— У меня здесь нет ни струга, ни гладилки. Ну, опять цистерны потаскаем, сани поперек развернем, на них поелозим... А что толку-то? Стоять, ждать здесь ты не можешь, потому что топливо сожжешь. Выключишь двигатели — тепло вмиг выдует, а как ты потом их запустишь? Печки-то нет, греть их нечем. Ну, и все, бросай машину. А куда мы все поедем? В «Мирный»? На «Восток»? И как ты Сухондяевскому в глаза посмотришь после этого? — он снова согнулся и чуть слышно застонал.

Я оглянулся. Черные туши тягачей, горстка людей, сиротливо, одиноко стоящий Ил-14, а вокруг морозная, колючая, крутящая с воем и стоном снег, ледяная пустыня. И вдруг я почувствовал, как тисками сдавило сердце. Во рту стало сухо, язык словно прилип к небу, к горлу подкатила горечь, и, несмотря на пятидесятиградусный мороз, ощутил, что мгновенно вспотел. Я прислонился к гусенице «Харьковчанки», сердце билось часто-часто... «Кажется, так начинается инфаркт миокарда», — эта мысль меня почему-то даже не напугала.

— Ты что? — Харламов наклонился ко мне.

— Ничего, сейчас пройдет.

— Доктора позвать?

— Не надо... Где Сухондяевский?

— Уже в самолет отнесли.

Я почувствовал, как боль из сердца начинает уходить, выплюнул горькую, вязкую слюну, ставшую коричневой льдинкой еще в полете до земли. Горизонт чуть отодвинулся, видимость немного улучшилась. Больше нам здесь делать нечего. Надо улетать. Попрощался с вездеходчиками, обнял Харламова:

— На связь выйду, как только взлечу. Пройду над вами.

— Хорошо. Мы-то отсюда не сможем увидеть, как ты взлетишь.

— Ладно, счастливо дойти до «Востока» и вернуться в «Мирный».

— Спасибо.

Я поднялся в самолет, подошел к Сухондяевскому. Он что-то попытался сказать, но с губ слетело лишь глухое мычание. Доктор, который прилетел с нами, чтобы сопровождать больного, замахал руками. Я прижал палец к губам, давая понять Сухондяевскому: дескать, молчи, и все будет отлично.

Сел в кресло, пристегнулся потуже, бросил руки на штурвал и на минуту откинулся в кресле, мысленно проигрывая взлет. Теперь нам предстояло самое трудное. Сесть-то мы сели, а вот взлетим ли? Ровно, успокаивающе гудели двигатели, Ил-14 вздрагивал под порывами пурги, в остекление кабины со всех сторон тускло глядела серо-синяя пустыня. Абсолютно равнодушная ко всем нашим бедам и тревогам.

— Экипаж, взлетаем!

Машина с каким-то стоном тронулась с места, тяжело качнувшись ухнула в одну яму, в другую, и начала медленно набирать скорость. Еще когда мы прицеливались к посадке, я заметил, что пробитая вездеходами в застругах и передувах полоса была образована в виде вытянутой латинской буквы S: прочертить прямую в условиях пурги было практически невозможно.

Поэтому мысленно я рассчитал, где и какому двигателю должен добавить мощность, а где убрать, чтобы вписаться в эту кривую. Руль направления начинает работать при скорости 80 — 90 км/и, и пока Ил-14 ее не наберет, надо управлять двигателями, причем, действовать с опережением, потому что на той высоте ледника, куда мы залезли, приемистость их ниже, по сравнению с показателями на уровне моря, в три раза. То есть, чтобы повернуть вправо или влево, я должен за 15 секунд до того, как мы прибудем в точку поворота, проделать все нужные манипуляции с двигателями и ждать. Мозг лихорадочно отсчитывал секунды. Мы приближались к первому зигзагу, но скорость растет медленно, слишком медленно. Наконец, пора!

Каким шестым чувством я ощутил, что нас подстерегает впереди канава, не знаю. Но я вдруг резко сбросил мощность двигателей, и мы не доехали до нее всего лишь несколько метров. Ил-14 качнулся вперед.

— Толя, что у тебя? — спросил я, кивнув на канаву.

— Углубляется и уходит вправо.

— Разворачиваемся, — я заметил со своей стороны снежный мостик, по которому мы сможем ее перескочить. Развернулись, стали на свой же след.

— Вот что, мужики, — я повернулся к экипажу, — полоски, сделанной вездеходчиками, похоже, нам для взлета не хватит. Придется залезать на целину и уходить с нее. Пилотировать буду сам, второй пилот не вмешивается, только подстраховывает меня.

А теперь — поехали...