С Антарктидой — только на "Вы": Записки летчика Полярной авиации

Двигатели взревели, заглушая все остальные звуки, Ил-14 снова нехотя пополз вперед, и я вдруг почувствовал, как во мне и в машине, словно она тоже живое существо, начинает натягиваться какая-то струна. Я поглубже вдохнул холодный воздух и — забыл о выдохе. Я чувствовал, как тяжело Ил-14 ползет по перемороженному снегу — будто по песку. Двигателям не хватает кислорода, и они начинают задыхаться. Удар, еще удар... Перемычка, проскакиваем канаву, Ил-14 зарывается лыжонком и основными стойками шасси в снег, потом вырывается из него и, едва почуяв свободу, начинает набирать скорость. Но его уже подстерегает следующий передув. Со стороны мы похожи, наверное, на тяжелый катер, идущий в шторм против волны. Прыжок, удар в стену воды, кокон из брызг... Но катер в море — в своей стихии, а мы?!

«Сейчас она лопнет, сейчас рухнет», — эта мысль молнией ворвалась в мозг и застыла в нем. Кто «она»? Не знаю. Как «лопнет», почему «рухнет»? Не знаю. Штурвал бьется в руках то мелкой, то крупной дрожью, а то вдруг рванется так, что еле успеваю перехватывать... Скорость — сорок, пятьдесят... Осторожно выписываю левый, потом правый поворот, удерживая машину на двухкилометровом S. Еще мысль: «Только бы вездеходчики в конце полосы не наворочали брустверов...» Пятьдесят, шестьдесят. Внутри все налилось сталью, да так и застыло. Вот и конец полосы. Выход свободен. Доворачиваю Ил-14 строго на восток, чтобы он шел по спинам застругов. Черт с ним теперь, с циклоническим ветром, который бьет нам в левый борт, главное — уберечь лыжонок и основные стойки.

Бух, бух, бу-бу-бух!... По Ил-14 кто-то колотит тяжелым молотом, закутанным в тряпку. Шестьдесят, семьдесят... Мне нужно сто двадцать в час, и ни километра меньше. Ко всем бедам, теперь наши лыжи прихватывает «иголка» — нетронутый перестывший снег, — которую на полосе была сбита тягачами. Каждая из этих иголок — ничто, но лыжи налетают в секунду на миллионы этих «ничто» и, кажется, они впиваются не в подошвы лыж, а в мои собственные ноги. Сил трения не хватает на то, чтобы снег расплавился и возникла микропленка воды, по которой и скользят лыжи. И мы тащимся по наждаку.

Нос машины опускается. Выдираем. Опускается. Выдираем... Я чувствую: стоит на миг отпустить дыхание, ту крепость, что застыла во мне, и все — будем битые. И люди, и машина. А помочь нам будет некому... Только — вперед! Теперь мы даже не сможем вернуться к поезду — не выгребем, машина не пойдет, не хватит у нее мощности. Семьдесят, восемьдесят...

Ил-14 начинает «вывешиваться», лыжонок уже идет выше небольших передувов, мы проскакиваем с заструга на заструг все быстрее. Я не чувствую ничего. У меня не было никакого другого ощущения: только вот эти бесконечные удары в днища лыж, клевание носом Ил-14, выдирание его из снежных ям. И еще — внутри кто-то продолжает натягивать струну. И во мне, и в машине...

Передняя «нога» встала устойчиво под углом к горизонту, и теперь мы идем на основных лыжах. Скорость растет, но медленно, очень медленно. «Только бы теперь не попался крутой заструг, на который придется взбираться и машина затормозится. Только бы он не попался и лишь бы не опустился лыжонок», — молю я кого-то, кто должен, обязан нам помочь. Кто? Не знаю.

«Выдержка, теперь нас может спасти только выдержка», — эта мысль сметает в сознании все другие. Сто, сто десять... Мне нужно сто двадцать километров в час. При каждом ударе о заструг стрелка указателя скорости прыгает назад и снова медленно тащится вверх. Сто

десять, сто десять, сто десять... Удар. Сто, сто... Время остановилось. Нет, не так — оно мечется назад-вперед вместе со стрелкой указателя скорости. Быстро бросаю взгляд на секундомер, который включаем, начиная взлет. Минуты перевожу в секунды, перемножаю среднюю скорость машины на них — мы проползли, протащились по этой целине уже больше десяти километров.

Сто десять, сто десять... Ждать! Лыжи цепляются за гребешки застругов, которые сбивают скорость. Кажется, кто-то провоцирует меня на то, чтобы я взял штурвал на себя и оторвал машину от этой гигантской снежно-ледовой стиральной доски. Но если я так сделаю, она не взлетит, мы только потеряем скорость и придется начинать все сначала. Сто пятнадцать, сто пятнадцать... Ждать, ждать! Все мое существо сейчас борется с желанием уйти вверх, чтобы, наконец-то, кончилась эта пытка. Но мне нужно сто двадцать, только за этим пределом Ил-14 сможет удержаться в воздухе. Удар... Еще удар... Ждать, ждать, ждать! Только бы не грохнуться в заструг передней «ногой», при такой низкой температуре стойка может лопнуть, как спичка. Снова выгребаем к ста пятнадцати... Время застыло. Нет, чуть пошло вперед. Сто двадцать, сто двад-цать!

— Закрылки!