С Антарктидой — только на "Вы": Записки летчика Полярной авиации

... Как только приехали и выгрузились, я пошел к руководителю полетов Юре Шахову. Поговорил с ним, потом с теми ребятами, которые остались живы после падения Ил-14. Зашел в санчасть. В отдельной палате лежал второй пилот Юра Козлов. Это невозможно объяснить, но на его лице я уловил печать смерти, хотя до этого никогда не видел умирающего человека. Попытался как-то поддержать его, говорил добрые слова, просил потерпеть, пока вывезем его на Большую землю... Он, несмотря на то, что его мучила боль, глазами попытался успокоить меня. Я ничего не спрашивал о катастрофе, мне это почему-то показалось верхом бестактности, да он и не смог бы ответить, если бы даже захотел. Он умер через несколько часов, ночью. Когда произвели вскрытие, весь череп был размолот — врачи, вообще, были поражены тем, как он прожил больше суток. Сердце ушло от удара вправо, легкие сорваны, все внутри разбито... Юра был рослый парень, поэтому его бросило вначале на колонку штурвала, а потом он головой ударился о приборную доску. Володя Заварзин в этом полете пилотировал Ил-14 в правом кресле. Он был пониже Козлова, ударился головой в «рог» штурвала и погиб мгновенно. Бортмеханик Виктор Шальнов упал на центральный пульт управления. Его вытащили, уложили в вездеход, но он умер по дороге к станции. В критическом состоянии доставили в санчасть радиста Тарифа Узикаева. На этой машине его рабочее место было расположено дальше, чем обычно, за гидроотсеком. Его кресло, как и кресло Заварзина, сорвало с места, самого же Тарифа бросило в проем кабины пилотов, смяло ему половину лица, сверху на него свалились радиостанции. Штурман сломал ногу, получил множество ушибов, но остался жив.

Очень серьезные травмы получили авиатехник Максимов и корреспондент из Ленинграда.

Из пассажиров больше всех пострадал Евгений Сергеевич Короткевич — перелом лодыжки, разбита голова, помята грудная клетка... Когда я пришел к нему, он не жаловался, не стонал, хотя врач предупредил меня, что те повреждения, которые он получил, больше чем средней тяжести. Первое, о чем он спросил меня: сможем ли мы выполнить летную программу экспедиции, потеряв экипаж Заварзина? Мощный терпеливый мужик, он не раз в своей жизни попадал в критические ситуации, но всегда у него на первом месте были интересы дела. Вот и теперь он беспокоился о живых — ведь на нем, как на начальнике 24-й САЭ, лежала ответственность за жизнь сотен людей, за их безопасность, за то, сможем ли мы, несмотря на тяжелейшую потерю, выполнить задачи, ради решения которых и послали нас сюда. Я обрисовал картину, прямо скажем, нерадостную, которая складывалась в авиаотряде, но сказал, что постараемся сделать все, что сможем, чтобы выполнить программу САЭ.

Наутро Антарктида сияла. Стояла тихая, ясная погода, в бездонном голубом небе висело радостное солнце. За ночь ураган ушел, зацепив лишь краешком крыла наш район. Но, по-моему, никто в «Молодежной» даже не заметил всей этой красоты. На душе каждого было тяжело и грустно. Всех мучил вопрос, где и как хоронить погибших. Ответ на него должна была дать Москва, а до этого мы даже не могли предать товарищей наших земле Антарктиды.

Но оставались раненые, которых срочно нужно было доставить в хороший госпиталь на Большой земле. И снова я пожалел, что нет у нас самолета, способного решить эту задачу. История с Сухондяевским так никого ничему и не научила. Мы перебрали с Короткевичем все возможные варианты, но поблизости никаких наших морских судов не было, а возвращать корабль, который ушел от «Молодежной» две недели назад, нет смысла — слишком много уйдет времени на его переход сюда. Решили вызывать американский самолет — LC-130 «Геркулес». Он не заставил себя долго ждать, пришел в санитарном исполнении — с необходимым оборудованием, медикаментами, с бригадой врачей. Все они были одеты в комбинезоны, и я не сразу распознал, что среди них есть даже одна женщина. Небольшого росточка, милое лицо... Пострадавших быстро погрузили в самолет. Я английский язык знал совсем плохо, женщина-врач русским вообще не владела, и все же нам как-то удалось с ней объясниться — беда сплачивает людей. Она успокоила нас, пообещала, что ребят доставят в лучшие клиники Новой Зеландии. И точно: уже через несколько часов мы получили сообщение о благополучной посадке «Геркулеса» в пункте назначения и доставке наших раненых под присмотр самых квалифицированных врачей. Короткевич улететь отказался наотрез, хотя настаивали на его эвакуации. Экспедицию он не бросил, хотя и мог.