С нами был врач, он велел сжечь все продукты — вышли сроки хранения. А вот библиотеку, которую когда-то завезли с «Мирного», мы забрали с собой — поляки на русском не читали. Заместитель начальника 24-й САЭ, увидев, с каким интересом я листаю томик Пушкина, откуда-то откопал еще два:
— Бери, Евгений Дмитриевич, на память об Антарктиде. И вот этот атлас. Один том я возьму себе, а второй пусть будет у тебя.
И он протянул мне атлас... облаков. Я поразился: до чего же умны были наши прадеды и деды, которые на протяжении десятков лет делали фото самых разных облаков во всех уголках Земли. При этом до минуты указывалось время съемки... Мне, как летчику, такое метеорологическое пособие, конечно же, пришлось как нельзя кстати, и я до сих пор храню и томики Пушкина, и этот атлас, как самую драгоценную память об Антарктиде.
Сложили мы из продуктов большую гору, облили керосином и подожгли. Ветчина в банках, шпроты, ящики со сливочным маслом полыхнули ярким пламенем и от костра потянуло таким вкусным дымком, что у всех нас потекли слюнки. Рацион питания в «Мирном» был весьма скудным, жили мы впроголодь, а тут столько добра сгорает. Ну, да с врачом не поспоришь. Взбунтовались мы только тогда, когда он распорядился бросить в огонь и пачки с сахаром украинского производства.
— Нет, уж, сахар заберем с собой, — решил заместитель начальника САЭ, — Порадуем ребят в «Мирном».
— Но сроки... — взмолился врач.
— Беру ответственность на себя.
Мы быстренько загрузили сладкий продукт в Ми-8 и улетели. А на станции, действительно, и сахар, и конфеты давно закончились — суда с продовольствием еще шли к нам, и в «Мирном» доедали прошлогодний завоз. Нам, летчикам, повезло — на «Востоке» нас угостили леденцами, которые были по-братски поделены и как-то скрашивали «пустые» чаепития.
Поляки прожили у нас несколько дней и, поскольку продуктов они привезли с собой намного больше, чем могли бы съесть, часть из них передали нашим поварам. Это был царский подарок. Но, главное, они поделились с нами табачком. Приходя на ужин, каждый курильщик брал со стоечки по одной сигаретке, которые строго индивидуально выделяли жаждущим. Чуть позже, когда открылась база на Эймери, я «спас» наших глотателей дыма, доставив оттуда подарок геологов — ящик папирос.
В Оазис Бангера поляков перебросили несколькими рейсами Ми-8. Но мы договорились, что, как только закончат работу, дадут знать об этом, я прилечу, чтобы забрать их одним рейсом. Вот для выполнения этого коротенького рейса мы и заправили Ил-14 из «санитарного» запаса.
Когда Кршиневски сообщил, что экспедицию закончили, на ледник в 100 километрах от берега уже стали выползать туманы с Восточного шельфа. Летом же на самолете и близко к «Добровольской» не сядешь. Договорились, что я на Ил-14 приду в точку восточнее Шеклтона, указал ее координаты. К нашему прилету они на Ми-2 должны туда перебросить экспедиционное хозяйство и перебраться сами — лететь недалеко. Казалось бы, все просто, но Антарктида сумела и в этой ситуации весьма зло подшутить над людьми.
Мы быстро пришли в нужную точку, а поляков нет. Давай искать — нет и все. А светлое время уходит, надвигаются сумерки, надо спешить — в темноте, в незнакомом месте садиться-то не хочется. Радиостанции они на «Добровольской» законсервировали, вертолет там же находится, остатки груза забирает... Наконец, мы увидели пустые бочки, которыми отмечена посадочная площадка, кучу вещей.
— Сделаем круг, — сказал я экипажу, — они должны теперь зажечь фальшфейеры. Определим направление ветра и — садимся.
Что же поляки сделали? Да, они зажгли шашки ПСНД-30, наши, отечественные, которых мы до этого никогда не видели. Разворачиваемся, снижаюсь в створ посадочной площадки и вдруг вижу, что идем точно на два ряда мачт. Острые, высокие, тонкие стоят прямо по курсу и чуть покачиваются на ветру. Я резко рванул штурвал на себя и заложил крутой вираж, уходя от столкновения.
«Фантастика какая-то, — мысли лихорадочно мечутся, — откуда здесь мачты? Или это стяги чьи-то на высоких флагштоках?»
— Что думаешь? — я повернулся ко второму пилоту.
— Чертовщина какая-то. Оранжевые флажки здесь, на леднике? Зачем?
— Ладно, поглядим еще.
Зашли осторожно. Ба! Да это же дым от фальшфейеров! Стоял штиль, и сигнальный дым от них узкими, высокими «шестами» пронзал вечернее небо. Свои дымовые шашки мы знали хорошо — они окутывались цветными облаками, черными или оранжевыми, которые стлались по земле, а тут — новинка. Сели, я — к Войтеку:
— Ты что иллюминацию устроил? Я подумал, что здесь уже какая-то новая иностранная станция расположилась.
Он удивился:
— А я — то думаю, чего ты шарахнулся в сторону?!
— Где вертолет?
— Ушел на станцию и нет. Сами волнуемся...
Сумерки сгущались, наплывала ночь. «Мирный» торопил нас, но как мы улетим, если не знаем судьбы пилота Ми-2? Он где-то затерялся один в этой пустыне. А вдруг попал в беду? Напряжение нарастало с каждой минутой.
— Может, поищем, командир? — подошел ко мне штурман.
— А если столкнемся? Темно ведь уже.
— Тоже верно.