С Антарктидой — только на "Вы": Записки летчика Полярной авиации

Вернувшись в Москву, получил приглашение от Ленинградской студии телевидения принять участие в передаче, посвященной драматическим событиям на станции «Восток», которые развернулись прошлой антарктической осенью и зимой. 4 мая вылетел в Ленинград, остановился, как всегда, у Миши Костенко. В тот же вечер встретился с Петром Астаховым. Вспомнили наш полет за Родиным, посадку на Ил-14 при минус 63°... Странно, но тяжелейшие испытания, которые позже выпали на долю Петра и его товарищей — пожар на дизельэлектростанции, гибель Карпенко, существование на грани между жизнью и смертью на станции, лишившейся в лютые морозы тепла и света, — не смыли из его памяти наш рейс.

— Когда ты попросил «заледенить» километр ВПП, я сперва подумал, что нам сделать это будет не так уж сложно, — Астахов держит кружку с чаем двумя руками, как человек, который хочет согреть их, войдя в дом с мороза. — Когда же взялись за работу, поняли, что в этой игре переиграть Антарктиду нам не удастся.

— Я сам не знал, что такую работу быстро выполнить невозможно. Но если бы вы не заледенили хотя бы ту площадку, с которой уходили на Ил-14, мы, вероятно, после того, как приняли Родина, не смогли бы тронуться с места без тягача, — в моем голосе помимо воли проскакивают извиняющиеся нотки.

— Сначала мы решили растапливать снег, кипятить воду и ею заливать ВПП. Черта с два! Кипяток превращался в шарики льда, как только падал на снег. Поэтому пришлось плавить его паяльными лампами. Кое-как приспособились, но вскоре поняли, что если будем «леденить» километр полосы, истратим всю горючку, завезенную на зиму. Да и не успели бы мы обработать этот километр — Родин не протянул бы так долго. Так что ты нас извини...

— Ты что, Петро! Это ты меня прости. Как видишь, хватило и тех 80-100 метров, что вы сделали.

— Когда сгорела ДЭС, началось такое... — Астахов зябко передернул плечами. — Веришь, я и сейчас по ночам вскакиваю — снится «Восток» и тот холод, что подползал к нам отовсюду. Неслышно, невидимо. Антарктида не оставила нам ни одного шанса...

— Верю, — сказал я. — Вы с ребятами сделали невозможное...

Это был тяжелый разговор. Чем глубже погружался Астахов в воспоминания о том, что им пришлось пережить, тем острее я чувствовал какую-то свою вину, хотя, казалось бы, никаких причин для нее не было — нас, летчиков, ведь даже не поставили в известность о пожаре на «Востоке»:

— Мы шли на корабле домой, а нам никто не сказал о том, что случилось у вас на «Востоке»...

— Я знаю...

А потом была встреча с Вэлло Парком — улыбчивым, молчаливым и очень дорогим мне человеком; участие в передаче на ТВ, где «восточники», боясь, что кто-то обвинит их в стремлении выставить себя героями, не сказали и сотой доли правды о пережитом; совещание в ААНИИ, на котором обсуждались планы работ в 29-й САЭ. К счастью, мне удалось убедить руководство ААНИИ пересмотреть график движения судов и обсудить его новый вариант через две недели. Но меня в Москве задержали дела — вместе с Ю. И. Антоновым — инженером по ПАНХ и В. П. Нетесой — заместителем командира отряда по политико-воспитательной работе пришлось — в который раз! — писать предложения по улучшению работы авиаотряда в Антарктиде для готовящегося постановления Совета Министров СССР. Казалось бы, что мудрить — изложим на бумаге то, что выстрадано десятилетиями в Антарктиде, что подсказывает опыт и логика опытных полярных летчиков, и вот они предложения: бери и воплощай в жизнь. Но...

— Я против пункта об организации отдельного специализированного летного подразделения для работы в Антарктиде, — Антонов демонстративно поднял руки.

— Почему? — я почувствовал, как во мне закипает злость. — Ты же понимаешь, что все остальные предложения окажутся построенными «на песке», если не будет заложен «фундамент» — отдельный авиаотряд?!

— Панкевич все равно не пропустит в Совет Министров нашу писанину в том виде, что ты предлагаешь, — Антонов хмуро взглянул на меня. — Он назвал ее беллетристикой...

— Ты что, показал уже ему наши наработки?!

— Показал...

Я молча бросил ручку и, не прощаясь, вышел из кабинета.

15 мая вылетел в Ленинград на совещание с руководством ААНИИ. Накануне я доложил командованию Мячковского авиаотряда о том, как у нас идут дела с подготовкой к 29-й САЭ. Положение складывается безрадостное — все сроки сорваны, время уходит впустую и наверстать его можно теперь только ценой неимоверных усилий и бесконечной нервотрепки. А ведь объемы авиационных работ нарастают с каждым годом, полеты усложняются, мы входим в неосвоенные районы Антарктиды, и какие сюрпризы она там преподнесет, одному Богу известно. Наверняка придется столкнуться с чем-то таким, с чем раньше не встречался, и к этим встречам надо подойти в хорошей летной форме. Но как ее восстановишь, если каждый год приходится создавать отряд с нуля?!