С Антарктидой — только на "Вы": Записки летчика Полярной авиации

Прогноз, полученный нами, явно не оправдывается. Скорость смещения циклона гораздо больше прогнозируемой — 60 км/ч. Да и фронтальная зона все глубже уходит на юг, на ледник, облачность поднимается выше и выше. Если ветровой режим сохранится, а еще хуже — усилится в течение двух-трех часов, то до «Мирного» горючего не хватит. К тому же сильной болтанки и обледенения нам не миновать. Оглядываюсь на экипаж. Все дышат тяжело и часто, но молчат. Выше забираться нельзя, да и маловероятно, что мы пробьем облачность. Если скорость встречного ветра будет расти, то ДИСС-013 перестанет давать нам правильные показания. И вот, пройдя всего 820 километров, мы вынуждены вернуться. У каждого командира, попавшего в неблагоприятные условия, есть свой предел возможностей для продолжения того или иного полета. Но всегда нужно отдавать себе отчет, все ли ты сделал для выполнения задания. Возврат на аэродром вылета для летчика не очень приятная вещь не только в моральном плане, но и в экономическом — впустую тратится топливо, вырабатывается моторесурс, без результата остается работа всех служб обеспечения полета. На все это уходят большие средства, а в Антарктиде особенно, куда и технику, и ГСМ приходится везти за 15 тысяч километров. Да еще экипажу нужно выдать зарплату за невыполненное задание. Но возврат в гражданской авиации по объективным причинам не считается позором — иногда обстоятельства, сложившиеся в небе, сильнее и экипажа, и машины. Именно с этим мы столкнулись в полете к «Мирному», когда создались условия, угрожающие и жизни людей, и сохранности самолета. Но свою правоту нам предстояло еще отстоять. Начальник аэрометеорологического отряда Р. Г. Панчугин, не знаю по каким причинам, доложил начальнику экспедиции Булатову о том, что мы якобы приняли решение на вылет по нелетному прогнозу. Бланк прогноза был у нас на руках, фактическое состояние погоды мы регулярно докладывали по радио, и она фиксировалась в журнале наземных радистов. Пришлось метеослужбу уличать в незнании «Наставления по метеорологическому обеспечению» (НМО) в части тех пунктов, когда прогноз не оправдывается. А чтобы в будущем подобные истории не повторялись, составили акт о неоправдавшемся прогнозе погоды, как положено в наставлении. В который раз пришлось убедиться в том, что в Антарктиде, этом районе с особыми условиями полетов, нужно очень тщательно готовиться к каждому вылету, учитывая малую метееосвещенность, большие расстояния, часто и быстро меняющуюся погоду. И если возникает угроза безопасности полета, нужно, отбросив свои амбиции и тщеславие, возвращаться назад или идти на запасную площадку...

О бане

Вскоре получил радиограмму от Будрецкого — он снова выражает сожаление, что я не прилетел, и по-прежнему приглашает на «Восток» с визитом на сутки-двое. Удержаться от такого приглашения уже не могу — это было бы нарушением всех законов, принятых на «Востоке», да и самому мне нужно оценить состояние ВПП, решить вопрос об установке там средневолновой радиостанции с подключением ее на новую американскую антенну, ряд других проблем. Следующим же рейсом уйду на «Восток».

Какими-то неведомыми мне путями в «Мирном» узнали о том, что я прилетел к ним не совсем здоровым. Виду никто не подал, но вечером Сердюков преподнес мне в дар на весь сезон милейший чайный сервиз, следом Кузнецов принес сахар, чай, варенье и печенье. — Это тебе для ночной работы, — постарался он объяснить свою заботу, — а через час мы ждем тебя в бане.

Что такое баня в Антарктиде, объяснять тем, кто в ней не бывал, не имеет смысла. Она заслуживает самых поэтических сравнений, высокого стиля и глубокой благодарности. Кому-то она напоминает о доме, у кого-то снимает нервное напряжение, меня же в этот раз просто лечили хорошим паром, настоянным на мяте и эвкалипте. После пяти-шести заходов в парилку угостили баночкой пива и свежей жареной рыбой, пойманной прямо со льдины у станции. А потом мы долго пили чай и слушали русские романсы. В этом есть какая-то загадка — на Большой земле человек с ума сходит по рок- или поп-музыке, а попадает в Антарктиду — все, слушает только свои родные русские песни, Чайковского, Мусоргского, Римского-Корсакова. В общем, в свою комнату я вернулся совершенно другим человеком, совсем не таким, каким прилетел с «Молодежной», — мне кажется, лучше...

«Эстафету» по моей психологической разгрузке у Сердюкова и Кузнецова принял Арнольд Богданович Будрецкий, который в 29-й САЭ стал начальником «Востока». Я прилетел к нему с экипажем Валерия Радюка, «Восток» дал себя знать, как только мы сели. Не успели мы с Будрецким прийти в себя от столь долгожданной встречи-я почувствовал, что снова тело становится ватным, в висках тяжело ударила кровь. Будрецкий вызвал врача, вердикт которого оказался строгим — снова скачет артериальное давление, нужен постельный режим. Видя мою беспомощность и попытки как-то извиниться за доставленные хлопоты, Арнольд Богданович притворно разозлился: