С Антарктидой — только на "Вы": Записки летчика Полярной авиации

— А вот снежник мне особого уважения не внушает, — Леонтьев высказал то, что тревожило и меня: никаких внешних признаков, по которым можно было бы предъявить претензии к этому архитектурному сооружению Антарктиды, не наблюдалось, но чисто интуитивно у нас обоих он вызывал подозрения. Поэтому решили: прежде, чем тащить по нему самолеты Ил-14, выровнять «дорогу», а заодно хорошенько проверить ее на прочность.

Целый день весь летный, наземный состав и несколько групп представителей «науки» ломали, кирками и лопатами выравнивали «дорогу». Ничего подозрительного, но меня и это не убедило, и я настоял, чтобы по ней «поелозил» бульдозер — след к следу, на ширину колеи Ил-14. Он посбивал торосы, которые было невозможно сокрушить ломами, укатал снег... Ничего. Снова окликаю старшего инженера:

— Давай-ка еще раз пройдем по снежнику.

Пошли. А через пяток минут я услышал радостный крик:

— Командир! Нашли!

«Черт подери! — подумал я. — Чему тут радоваться?!» Да, под мощным слоем смерзшегося снега, который выдержал атаку бульдозера, змеилась барьерная трещина.

— Вскрывайте ее, — сказал я, а потом, обвязавшись веревкой, свободный конец которой держали ребята, спустился в ледяной провал. Трещина была широкой, глубокой, но теперь, обнаружив эту «мину» замедленного действия, мы спокойно сможем лишить ее той разрушительной силы, которой она обладала, затаившись под снежным настом. Интуиция? Опыт? Не знаю.

Собрались у капитана Сарапунина, обговорили все детали разгрузки. Моряки согласились помочь нам соорудить бревенчатый мост через эту трещину... Но больше всего времени ушло на обсуждение и решение разных мелких по своим масштабам проблем, которые в Антарктиде чаще всего как раз и оборачиваются либо провалом больших начинаний, либо трагедией.

5 января начали выгрузку — Ил-14, Ан-2, еще один Ил-14... Всю работу провели быстро, организованно и уложились в рекордно короткие сроки — за пять часов. Несколько дней ушло на сборку, регулировку и облет этих машин, и уже 9 января мы начали производственные полеты на Ан-2, а 10-го — на Ил-14. Один из них ушел со специалистами устанавливать выносные барометрические станции (ВЕС), второй — начал завоз всего необходимого оборудования на станцию «Дружная-2», к которой морские суда подойти не смогли.

И закипела работа: транспортные полеты, авиадесантная геофизическая и аэромагнитная съемки, радиолокационное зондирование, ледовая разведка, полеты с геологами и многое-многое другое. Летаю почти каждый день, поскольку все полеты «штучные» и до того, как наладится плановая работа, приходится весь летный состав держать в состоянии повышенной готовности. По статистике все летные происшествия происходят либо в начале сезона — из-за непривычных условий полетов, из-за перерыва в летной работе и т.д., либо в конце его, когда человек теряет чувство самосохранения или берет свое накопившаяся физическая усталость. Но сейчас мы только «врабатывались» в сезон.

Рейс на купол «С»

К середине января летная работа вошла в привычную колею, и у меня появилось время, чтобы привести в порядок свои командирские дела, оформить нужные бумаги, заняться административно-хозяйственной деятельностью. Почти месяц Антарктида никак не проявляла себя, давая возможность работать в пределах «штатных» погодных условий, характерных для этой поры года. Но меня это мало утешало — я знал: как только где-нибудь возникнет нештатная ситуация, она покажет себя во всем блеске и вывалит из мешка запас тех сюрпризов, которые копила так долго. Предчувствие меня не обмануло. 13 февраля из «Мирного» пришла срочная радиограмма: «Возникла необходимость выполнения санрейса к поезду на купол «С» на удаление 1200 километров для вывоза тяжелобольного. Поезду даны указания по подготовке полосы санями, тягачами. Жду ваших рекомендаций. Скляров. Сердюков».

«Началось, — подумал я, доставая карту района, где должен был находиться санно-гусеничный поезд Володи Татиташвили. — Теперь только держись...» Шансов на то, что экипаж сможет найти в абсолютно безориентирной местности поезд, ушедший за 1200 километров от «Мирного», очень мало. А что такое этот поезд? Две «хохлухи» — вездеходы «Харьковчанка» и санный прицеп — балок. Помочь экипажу в поисках этих трех точек никто не может — ни одного радиопривода там нет. Случись что-нибудь с машиной, вынужденную посадку придется выполнять неизвестно где. Куда ни кинь — риск, риск, риск...

Но рейс-то — «санитарный»... У Валентина Горбачева из НИИРА — острейший аппендицит. Этот полет выполнял экипаж Валерия Радюка с проверяющим Евгением Скляровым.

Позже, когда мы встретились с Женей в «Молодежной», он рассказал: