С кем и за что боролся Сталин?

Дело раскрутили через министра обороны — на этом посту Сталина сменил Булганин. Был созван суд чести, подтвердивший обвинение. Адмиралы оказались на скамье подсудимых. Однако Иосиф Виссарионович и в этом случае вмешался. К тюремному заключению были проговорены только Геллер, Алафузов и Степанов. А для Кузнецова, как и для Жукова, Сталин сделал снисхождение. Учел заслуги и высокие качества флотоводца, понизил в должности и отправил на Дальний Восток.

Ну а другая правоохранительная организация, МВД, в это же время вдруг предприняла попытку свалить генерала Власика, начальника правительственной охраны. Под каким-то предлогом был арестован комендант Ближней дачи Сталина Федосеев. Следствие возглавил заместитель министра внутренних дел генерал Серов (тот самый, который больше всех отличился с «трофеями», но непонятным образом остался безнаказанным). Он надавил на Федосеева, выжал показания, что Власик якобы состоит в заговоре против вождя. Но Сталин не поверил. Потребовал доставить Федосеева к нему лично, и тот сознался, что оговорил Власика. Иосиф Виссарионович распорядился передать дело в МГБ Абакумову. И новая загадка. Серов почему-то опять не понес наказания. С какой стати Абакумов выгородил заместителя министра «конкурирующего» ведомства, упустил возможность отличиться?

Ко всему прочему почти одновременно с утверждением плана «Флитвуд» произошло событие, во многом изменившее расклад в советской политической верхушке. Провал замыслов с блокадой Западного Берлина, устранение от руководства Коминформа стали тяжелым ударом для Жданова. Встряски сказались на здоровье. Он взял отпуск, отправился в правительственный санаторий на Валдай. Но там произошло резкое ухудшение, боли в сердце. В санаторий выехали начальник Лечебно-санитарного управления Кремля профессор Егоров, академик Виноградов. Определили «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни», начали лечение. Но больному становилось все хуже.

28 августа на Валдай самолетом была доставлена заведующая лабораторией Кремлевской больницы Лидия Тимашук. Сделала электрокардиограмму и пришла к выводу: диагноз поставлен неправильно, у Жданова инфаркт. А значит, и лечение неверное. Пациенту разрешали прогулки, постепенно увеличивали нагрузки, делали массаж. Все это при инфаркте категорически противопоказано, нужен строгий постельный режим. Но лечившие Жданова Егоров, Виноградов, профессор Василенко, врач Майоров остались при своем мнении. От Тимашук потребовали не писать «инфаркт», а сформулировать «осторожно».

Однако она решила подстраховаться. Вернувшись в Москву, сделала копии электрокардиограмм и 29 августа подала доклад на имя генерала Власика — за лечение вождей тоже отвечала его служба. Ее диагноз быстро подтвердился. В этот день Жданов встал с кровати, и у него случился приступ. 30 августа он скончался. Светила поняли свою вину. Для них это могло плохо кончиться. Вместо того, чтобы отправить покойного для вскрытия в Москву, произвели его там же, в санатории, в ванной комнате. Поскольку Жданов был членом Политбюро, при вскрытии должен был присутствовать представитель партийного руководства. Прилетел секретарь ЦК Кузнецов. А с ним почему-то — председатель Госплана Вознесенский, первый секретарь Ленинградского обкома партии Попков. Хотя им там как будто делать было нечего. Все трое подписали заключение с фальшивым диагнозом.

Но и Власик переполошился. Лечсанупр входил в его подчинение, он тоже мог попасть под удар! Поэтому записку Тимашук он Сталину не показал, переслал ее тому же самому начальнику Лечсанупра Егорову. 4 сентября начальник вызвал Тимашук. Кричал на нее: «Что я вам сделал плохого? На каком основании вы пишете на меня документы?» Говорил, что ему доверяют партия и правительство, «а потому ваш документ мне возвратили», «а вот вы, какая-то Тимашук, не верите мне и всем высокопоставленным консультантам с мировым именем и пишете на нас жалобы». Ее откомандировали с понижением, в районный филиал кремлевской поликлиники (Источник. 1997. № 1. С. 3–16).

Нет, она не смирилась. Уже знала, что от Власика ее жалоба вернулась к Егорову, но написала не Сталину, не Абакумову, а Кузнецову. Подписавшему ложное заключение! Очевидно, Тимашук интересовало вовсе не торжество истины, а только собственная судьба — обращение к нему очень уж смахивало на скрытый шантаж. Но со своей точки зрения Тимашук угадала. Ее восстановили в Кремлевской больнице. Кузнецов, судя по всему, понял, что Егоров поступил глупо, выгнав ее. Чтобы не попасть в беду, лучше действовать «пряником». Видимо, с ней провели соответствующую работу, кое-что пообещали (в 1950 г. она была награждена орденом «Знак Почета»). А Тимашук о своем диагнозе больше никому не сообщала целых 4 года.