С ключом на шее (СИ)

— Наконец-то! — вскрикивает Юрка. — Ну ты даешь, а? На ровном месте! Там ямка с тарелку, ей-богу, так ты через нее… ффууххх, напугал!

Нигдеев с усилием садится.

— Долго я?

— А не знаю, — Юрка мрачнеет и выпускает из пальцев ключ. Звяк. Нигдеев содрогается. — А как ты думаешь, сколько времени? — с детской надеждой спрашивает Юрка. — Я вот думаю, может, еще даже часа нет. И вроде развеивается уже, да? А то я Наташке пообещал, а сам здесь сижу. А она там ждет. Она даже не орала сегодня, представляешь? А я тут…

Нигдеев прикрывает глаза и видит, что женщина, стоящая у слепого окна, такая же мертвая, как ветер. Туман задушил ее, и теперь она никогда не придет к заброшенной японской землянке, чтобы обнять ребенка со злым напуганным лицом…

Нигдеев вздергивает голову, стряхивая тяжелую дремоту. Юрка бубнит:

— Опять кто-то ходил. Серьезно, я аж за ружье схватился, мало ли, потапыч обнаглел… — он смотрит на бесполезные часы. — Я ей сказал: ты, главное, глупость эту забудь. Это он тебя доводит нарочно, я приду — поговорю с ним по-мужски, мигом свои капризы забудет. В кино сходим, развеешься, там фильм с этим… Делоном, он ей нравится, потерплю, раз такое дело. Обещал к семи быть, как штык… Слушай! — он, вдруг насторожившись, переходит на шепот: — Ходит…

Нигдеев затаивает дыхание. На этот раз шаги отчетливей. Кто-то, невидимый в тумане, но очень близкий, крадется вокруг каменистой плеши. Кто-то почти беззвучный. Только абсолютное безветрие позволяет уловить всхлипы мха под ногами.

Юрка тянется за ружьем. Дуло едва заметно ударяет о камень, и шаги тут же стихают. Нигдеев, выпучив глаза и обливаясь потом, пялится в туман, отчетливо ощущая чужое присутствие.

— Пальну? — одними губами спрашивает Юрка. Нигдеев моргает, приходя в себя.

— Свихнулся, — нормальным голосом говорит он. — А вдруг человек? Мало ли дураков?

— Откуда здесь люди. Либо медведь, либо ёкай. Я бы пальнул, а?

— Ружье положи, — цедит Нигдеев. Туман по-прежнему подступает вплотную, все такой же густой и непроницаемый, но чувство чужого, прячущегося за белой стеной, исчезло.

* * *

Нигдеев выуживает из рюкзака термос чая, обернутые в газету котлеты и крошечную, желтую с красным цветком на боку кастрюльку с вареной картошкой. Юрка достает две банки кильки в томате и черный хлеб. Жрать хочется страшно, и ни головная боль, ни нездорово сосредоточенная Юркина физиономия уже не отбивают аппетит. Нигдеев вдумчиво жует, уйдя в себя, смакуя живой, теплый вкус мяса и аромат чеснока, чтобы не видеть ни лица друга, ни белой стены вокруг.

Юрка шумно втягивает в рот килечный хвост и вдруг спрашивает:

— А тебя твоя мелкая любит?

— Конечно, любит, — не задумываясь, отвечает Нигдеев. — Что за вопрос вообще? Я ж ей отец.

— А мой вот… — Юрка вздыхает. — Он вообще какой-то… не знаю даже. Наташка раньше веселая была, а теперь только ревет. Он из нее всю душу высосал, ни спать, ни есть не дает, прям как нарочно. А меня вообще ненавидит. Я его только на руки возьму, а он сразу глаза выпучит и орать, будто я не отец, а леший. Не слушается вообще… Я бы и плюнул, да такого на место не поставишь — он сам тебя потом…

— Дети, — пожимает плечами Нигдеев. — Моя тоже не подарок, а что поделаешь. Воспитываю, как могу. И тебе придется.

— Не, тут другое… — Юрка шевелит пальцами. — Беспокоюсь я. Наташку вон до ручки довел… Сколько времени, как ты думаешь?

Нигдеев качает головой. Слышит, как поскрипывают камни. Волоски на загривке встают дыбом. Голова вот-вот лопнет от напряжения. Кто-то ходит в тумане. Кто-то недобрый. Кто-то, похожий на мелкого, тощего сопляка со злыми глазами…

Нигдеев трясущимися руками вытаскивает из пачки сигарету. Ломает две спички, пытаясь прикурить, но наконец затягивается. Медленно выпускает синеватый дым, мгновенно тающий в туманной мгле. Говорит лупающему глазами Юрке:

— Ты заколебал про своего мелкого ныть. Мерещится уже.

— А может, не мерещится, — тихо отвечает Юрка. — Говорю тебе, это ёкай. Вот мой спиногрыз тоже…

— Что — тоже?! — рявкает Нигдеев.

— Наташку того… теперь за мной пришел.

— Тебе к психиатру пора, ты в курсе? — орет Нигдеев, и Юрка замолкает, нахохлившись.

Нигдеев задремывает, когда Юрка начинает возиться, сбивая сон. Не веря своим глазам, Нигдеев смотрит, как Юрка достает ключ, подносит его к обломку руды. Разжимает пальцы.

Звяк.

— А ну дай сюда! — визжит Нигдеев. Бросается, сжимая кулаки, и тут же, взвыв, хватается за колено и валится на камни. Юрка прижимает ключ к груди, и его желтые глаза становятся большими, как у ребенка. Скрипя зубами, Нигдеев кое-как садится. От боли трясется каждая жилка в теле.

— Да что за ключ вообще? — плачущим голосом спрашивает он, и Юрка сует свою игрушку за пазуху, чтоб не отобрали.

— Так от шкафа ключ, — говорит он. — Я же таблетки в шкафу запер.

— Какие таблетки? — холодеет Нигдеев.

— Да всякие, все, что были. Она же все подряд пыталась выпить. Я ей говорю — ты прекращай эти глупости, я к семи вернусь — поговорим. А таблетки на всякий случай в шкаф убрал.