С крыла на крыло

 С тяжелым сердцем пилот заторопился на посадку. Уже заруливая на стоянку и просто в отчаянии, не зная, что докладывать начальству, вдруг увидел... Кого бы вы думали?

 - Врача?!

 - Вот именно. Как ни в чем не бывало тот, восторженный, рассказывал что-то в кругу командиров.

 "Наваждение", - летчик протер глаза.

 Он выключил мотор, спрыгнул с крыла, подскочил к дорогому ему теперь человеку, схватил его за плечи:

 - Как же это вы?

 - Что? - не понял врач. - Ах!.. Извините, право, расчувствовался, совсем забыл вас поблагодарить... Спасибо, друг! Все было так прекрасно!

 - Я спрашиваю, как вы оказались здесь?

 - Обыкновенно.

 Они смотрели друг на друга - бледный летчик и озадаченный медик. Наконец последний сообразил:

 - Простите великодушно, я, видно, не спросясь?.. Я вышел, когда вы сели первый раз.

 - Смотрите на него: он вышел! - рассвирепел тут летчик. - Да я же еще не сел! - заорал он. - Мы были еще в полете, черт вас возьми!..

 - Мой бог!.. Я полагал, что уже все... - Теперь сам "крестник" стал бледным, как халат.

 Довольный произведенным эффектом, Наумов распрощался и ушел.

 Приятно было вспомнить милые самолеты - на них мы учились. Воздушная их скорость была так мала, что сильный встречный ветер заметно съедал ее - тормозил полет относительно земли. Когда порывы разгуливались не на шутку, маленький биплан мог почти зависать на месте при посадке. Так что с полуметровой высоты "новенький" действительно мог спрыгнуть на ходу, как с подножки трамвая.

 Всех нас переключил на себя динамик - наш вершитель судьбы: щелкнул и шипением напомнил, что мы на работе и время не знает остановки.

 - "Триста первая" готова!.. Шиянову одеваться, ведущий ждет внизу.

 Юра встал. Я спросил:

 - Сегодня с катапульты?

 - Думаю "шаркнуть"... Поехали, посмотришь? - И уже ко всем: - Кто не видел "цирк"?

 Летчики встрепенулись.

 - С ускорителем?

 - С огоньком под мышкой...

 - На комете!

 - Будет ли киносъемка?

 - И мы поедем. Амет, а ты как?

 - Валяйте. Время к обеду: мне и с крыши хорошо видно, - философски ответил Амет-Хан.

 Те, кто решил ехать на старт, пошли на выход. В раздевалке Шиянов уже влезал в старый, потертый кожаный костюм. Он спокоен, даже "заторможен" как-то. Мне показалось, разве что пальцы чуть выдают.

 Шум летной комнаты перенесся на лестницу, там разделился: одни полезли на крышу, чтобы смотреть оттуда на "точечный" старт Шиянова с катапульты, других уже ждал автобус внизу.

 Летная комната на время притихла, затаилась, может быть тоже что-то переживая. Ведь она знает о нас все. И многое из того, что я расскажу дальше, слыхали ее стены.

 В черном тумане

 Пока мы с Кириллом Макарьевым прогуливались на потолке - тут, на земле, такая благодать настала! Чудо-майский день.

 Сидим мы, как на завалинке, на каких-то ящиках у самолета. Красотища! Разумеется, стащили с себя шлемы; я даже меховую куртку снял - брезентовые помочи наружу.

 Кирилл расстегнул "молнии" - черный кожаный комбинезон нравится ему. Он любит пофасонить, Кирилл. Думает, никто этого не замечает.

 Волосы его всклокочены и влажны; лицо красное, будто только что ввалился в жаркую избу с январской стужи. Я тоже невольно провожу пятерней по волосам - на мне сто ризок, расческу не достать.

 Фонарь кабины еще открыт. Откуда-то доносится гул гироскопов. Тон пониже - затухают, но, кажется, самолет еще живой. Не переведет никак дыхание.

 Снизу, сквозь переднее стекло в носу, в кабине штурмана, вижу кое-где мохнатый иней. Не успел растаять. Двадцать минут назад там было минус шестьдесят один.

 Стоит высоконогий, гордый наш носитель. Он молодчина. Я вспомнил, обернулся на восток: где-то его "восьмерка" в небе? Ого, куда ее снесло! Расплылась клочками ваты в синеве. От нее пошли перистые облака.

 Кирилл отстегивает пряжки портфеля. Никогда не расстается с ним на аэродроме. Черный здоровенный портфелище. В нем карты, маршруты, коды, линейки разные, ветрочет - самолетный, так сказать, портфель. Кирилл достает сверток в газете, разворачивает... Вот те на - солидный бутерброд!

 - Отломить? - спрашивает, соблазняя.

 - Нет, благодарю, уволь. Стану икать.

 - Как знаешь. Диспетчер не торопится с машиной.

 - Вот этих угости, - показываю глазами: на бетоне радуются солнцу воробьи.

 Он отломил кусок, смял в руке и бросил крошки вперед.

 До чего ж зоркий глаз! Увидели, канальи: тут как тут!

 - Черт возьми! Смотри, вон тот, хохлатый, - смеется Кирилл.

 Действительно, хватает самые крупные куски... Дерется, отнимает. Вот варвар!

 Кирилл подбросил еще. Теперь воробьи у наших ног.

 - Интересно, можно ли приучить их, чтобы прямо из рук? - говорю.

 Кирилл улыбается.

 - Если поверят, что все мы без подвоха.

 У механика свои дела. Он крутанул вентиль - попробовал баллон: раздалось громкое шипение. Воробьи вспорхнули враз всей стайкой - и в сторону. Но тут же, подпрыгивая, с опаской стали подбираться вновь. Кирилл как-то беззвучно усмехнулся.

 - Что? - спросил я.