С крыла на крыло

 Он позади меня, справа. В отражении на стекле прибора его обмерзшая кислородная маска - словно ком снега на лице. Кирилл наклонился, уперся глазом в трубу прицела, изредка дает мне поправку к курсу. Мышцы моих ног попеременно напрягаются в ответ. Так мы идем к цели. Изредка боковым зрением по сторонам, на двигатели: "Как они, трудяги? Им не холодно!"  Слетает испарина с округлых спин. Сейчас мне почему-то моторы напоминают пильщиков.

 Мы забрались на самый потолок, больше не в состоянии подняться даже на десяток метров; мощности надо бы еще, но взято все.

 Отсюда, из стратосферы, кажется, что висим на месте. Вот она, цель, квадрат в лесу два на два километра, рядом, а не достать никак.

 Идут минуты. Я все смотрю на этот квадрат; он светлой заплаткой на темном бархате леса.

 Когда так напряженно - все ждешь чего-то, съежишься и ждешь. Уши принимают непрерывный ворчливый спор моторов, глаза следят за цветом выхлопа, стерегут стрелки давлений масла - их две подружки, рядышком, от каждого мотора. Слегка подрагивают на цифрах "три": нижний предел. Сейчас, перед сбросом, они мне кажутся важней всех стрелок на борту.

 Но время, как ни тянется, все же проходит. Притих внезапно Кирилл. Наконец шевельнулся и сказал: "Сброс!"

 Я почувствовал, как вздрогнула машина - освободилась от ноши в шестьсот кило. И мне полегче стало, будто свалился мешок с плеч. Сразу убираю газ, и - вниз. Кирилл говорит:

 - Чуть спустимся пониже, не забудь, прогони температурную площадку.

 - Ладно, - отвечаю, а сам подумал: "Это уж пустяки".

 Спустились на тысячу метров ниже, спрашиваю:

 - Так будет хорошо?

 - Да. - Он смотрит на синий столбик огромного термометра, что сбоку фонаря. - Подожди минутки две, установится - я запишу.

 Прошло секунд двадцать, тридцать. Переговариваемся, ничего не ожидая. Напряжение с моторов все снято, казалось, дело в шляпе... Как вдруг!..

 Что-то ахнуло слева в машине. И не успел я взгляд перевести, как на нас свалились сумерки, словно затмение солнца.

 Черт возьми! Ничего не разберу!

 Руки сработали сами собой - успели перекрыть топливо левому мотору, выключить его... Но винт "молотит"... Не самолет - камнедробилка! Будто в моторе шестерни грызут друг друга. Но это еще "оркестр"!.. Тут дела похуже... Меня сразила темнота. В эти пару секунд я еще не разобрал, в чем дело, но левого мотора уже не вижу.

 - На левом... из-под кока винта прет масло! - крикнул Кирилл. - От меня еще видно!

 Доходит: "Вот кто устроил масляный туман. Ну теперь держись!"

 Я уменьшил обороты винта до предела, но он "молотит" вхолостую и распыляет масло. Это меня волнует больше всего. Есть и другое: зубы стучат, щеки вибрируют под маской, а стрелки на приборах размылись в ознобе... Дикая тряска, в конвульсиях машина...

 "Что это: винт? Мотор?.. Как бы не оторвались!" - думаю, а сам смотрю на стекла.

 Полминуты - и прозрачный потолок стал непрозрачным. Левое, самое заветное стекло против штурвала, расплылось в мраморных разводах. Пока можно смотреть еще направо - кренюсь, заваливаю самолет в правую спираль.

 Я сказал себе: "Если закроет вот этот уголок стекла - нам не сесть. Даже если ничего не отлетит, все равно прыгать!"

 - Пора?

 Вот беда - пока машина еще не падает, как ни решай, трудно сказать себе: пора!

 Снижаемся в масляном тумане - этого явления метеорологи еще не знают. Иной маляр так красит стены, и все вокруг - пол, окна и сам - в краске.

 "Докрасит или нет?"  Считаю про себя: пятьдесят восемь, пятьдесят девять...

 Аэродром под нами, правое крыло в него уперлось. Я стиснул штурвал, хотя он тут и ни при чем. Жму на кнопку и говорю:

 - "Золушка", - я "Кулик-десятый", примите аварийно, на грунт, плохо вижу.

 Ответ не сразу. Восемьдесят пять... восемьдесят шесть... девяносто один... Наконец: "Посадку разрешаю".

 Кирилл сполз ближе ко мне, наклонился, заглядывает в приоткрытую форточку. Мы прекрасно понимаем друг друга и молчим.

 "Едем" к земле, как бывает, когда на автомобиле двигаешься в слякоть за грузовиком и без "дворников": мерзко, окатывает с ног до головы и ни черта не видно! Хочешь не хочешь, крути баранку вправо.

 Вижу лямки парашюта на спине Кирилла - средство надежное. Но как расстаться с самолетом, пусть он и вот такой в твоих руках?

 Затягиваю с решением: "Прыгать - не прыгать?"  Снижаемся; я медлю: еще немного. Еще чуть-чуть. И вот совсем. Теперь одно - нужно садиться!

 Мы зашли с реки по диагонали и, пока я был в правом развороте, обшарил глазами зеленый сектор аэродрома - поле свободно.

 Так с разворота иду к земле.

 Впереди ничего не вижу, смотрю в форточку градусов под сорок вправо.

 Мелькнул песчаный обрыв, скрылась под крылом проволочная ограда.

 - Теперь мы дома, - сказал Кирилл.

 "Не рано ли бубнишь? - подумал я и только успел вывести из крена - потянул на себя штурвал.

 Как будто подвел неплохо. Но вот штурвал на животе, а мы все еще летим - земли-то под нами нет. Теперь я все сделал и жду удара... В бессильной тоске заныло сердце. Показалось, что слышу свой пульс...

 Ахнули на грунт так крепко, что до сих пор не понимаю, как осталась машина в едином целом?