С мечтой о Риме

Ставки не могли быть выше. Замысел Антония состоял в том, чтобы прорваться через крабовидные клешни и в конечном счете перенести боевые действия в Италию. Целью Октавиана было сдержать и сокрушить его.

Если бы вы сравнили боевую форму этих двух человек, то отдали бы победу Антонию, знаменитому своей силой. Он сражался в изнурительной кампании против парфян – самых опасных врагов Рима – и немало отличился в ней. Он был любим как войсками, так и друзьями. По причине характера и физической мощи его уподобляли Гераклу, он даже носил на своих плечах Гераклову львиную шкуру.

Октавиан, напротив, был небольшим, бледным и болезненным. За ним не значилось выдающихся достижений личного мужества или военного мастерства, и, хотя он участвовал в нескольких крайне успешных кампаниях, создавалось впечатление, что основную работу делали другие военачальники.

Но если бы вы глубже задумались о личности за этим лицом с тонкими чертами и гладкой кожей, вы бы заметили, что он был той оливкой, которая все время оказывается наверху банки. Великие любовники были обречены.

Октавиан уже достиг немалого, став наследником Цезаря. Ведь Октавиан приходился Цезарю лишь внучатым племянником, и были два других внучатых племянника старше его, претензии которых на повышение были чуть более обоснованными. Однако Цезарь, по-видимому, подметил что-то в этом мальчике.

Вероятно, они встретились в 47 году до н. э., когда Цезарь вернулся после своих сражений с Помпеем, и вскоре шестнадцатилетний Октавиан был избран в коллегию понтификов. Затем Цезарь позвал его присоединиться к следующей кампании против помпеянцев в Африке. Можно представить, насколько волнующей была для подростка протекция, оказанная покорителем Галлии и Британии. Но Атия, мать Октавиана, сказала, что ее сын слишком юн, и запретила его участие. Цезарь одержал ряд побед и, вернувшись, утешил Октавиана, пригласив его на триумфальные торжества и наградив наряду с участниками кампании. Цезарь возвысил юного, не слишком знатного родственника до патрициев – аристократии – и позволил ему возглавить проведение нескольких игр и фестивалей.

Для семнадцатилетнего подростка это было уже слишком, и Октавиан заболел. Когда Цезарь снова отправился в поход, на сей раз против сыновей Помпея, Октавиан был слишком слаб, чтобы последовать за ним.

«Не беда, – сказал Цезарь. – Главное – выздоравливай и присоединяйся, когда сможешь». Так Октавиан и поступил. Он добрался своим ходом, чуть не погибнув в кораблекрушении, и так впечатлил Цезаря своей отвагой, что диктатор включил Октавиана в свой штаб для разработки последующих кампаний против парфян на востоке и против даков к северу от Дуная. Но, прежде чем Октавиан сумел снова проявить себя, Цезарь решил, что он должен закончить свое образование в греческом городе Аполлония, который находился на территории современной Албании. Октавиан проходил там обучение вместе со своим другом Марком Випсанием Агриппой, когда из Рима пришли ужасные новости.

Рим был построен на желании аристократов добиться славы. Слава добывалась военными победами. Военные победы достигались посредством армии, которая была самой обученной и агрессивной на памяти мира.

На протяжении семи веков Рим непрерывно расширялся. Он поглотил соседние города, но жажда завоеваний не утолилась этим. Иногда старая гвардия ворчала из-за эгоцентричной одержимости славой, иногда Рим был втянут в конфликты помимо своей воли, но он всегда выходил победителем.

Северная Африка, Греция и Испания были присоединены к Римской империи – задолго до того, как у римлян появился император, – и казалось, никакая сила не в состоянии сопротивляться им. Словно в экосистеме появился новый хищник, превосходящий всех своей свирепостью. Однако с неизбежностью главный инструмент римского успеха обратился против самих римлян. Стало невозможным контролировать армию и полководцев.

Как и всё, чем занимались римляне, их политика была крайне состязательна. После изгнания римских царей в 509 году до н. э. общественным строем стала замысловатая квазидемократия, при которой аристократы боролись за государственные должности. Но демократия была хрупка и уязвима для людей с пылкими сердцами и острыми мечами. Бо́льшую часть I века до н. э. римский мир был отягощен гражданскими войнами, когда у одного военачальника за другим внезапно возникало раздувающее ноздри понимание, что государство было в опасности – и только он мог спасти Рим. Сулла сражался с Марием и наполнил город своими войсками. Он стал зачинщиком ужасающей чистки своих врагов, получившей название проскрипций, – когда на Форуме вывешивались имена жертв. А после того, как Цезарь повздорил с Помпеем, он решил, что находится выше закона. И в 49 году до н. э. полководец перешел Рубикон со своими легионами – что запрещалось законом – и, подобно Сулле, отправился маршем на Рим.

Цезарь стал диктатором и, по определению, пятном на конституции. Притворство демократии делалось мучительно неубедительным. Традиционные консерваторы и республиканцы роптали все сильнее.