- Не советую, Юрий найдет, - равнодушно пожимает плечами и встает со своего места, делая шаг в мою сторону. Ловить, что ли, собрался?
- От тебя, придурок, свалить, - неторопливо иду к двери, и уже взявшись за ручку, начинаю ее открывать, но она волшебным образом захлопывается перед моим носом.
- Не глупи. Просто послушай меня хоть раз и сделай так, как советую я, раз уж у тебя своя башка не варит, - разворачиваюсь к нему, скрестив руки на груди, и с вызовом сверлю его ненавидящим взглядом. – Отец сейчас зол, как никогда, в ярости. Твой новый знакомый спутал ему все карты, и это стало для него, своего рода, игрой, - он шепчет, говорит неслышно, хотя за закрытыми дверями нас и так невозможно услышать. – В любом случае будут жертвы, и лучше, если это будешь не ты и, по возможности, не тот пацан. Если сейчас сделать правильный ход, то спустя некоторое время Юрий остынет, история замнется, а ты, выполнив то, что просит отец, изредка сможешь видеться со своим бомжом.
- Я тебя сейчас ударю, - произношу максимально твердо, так, чтобы дошло.
- Ты меня вообще слышал?
- Честно?
- Желательно.
- Нет, ты всегда хрень собираешь, которая не сходится с моим мнением.
- Долбоеб! – радостно восклицает он и, взяв меня за запястье, силком тащит к отцу.
- Можно? – спрашивает Яр, входя без стука и затаскивая меня за собой.
Отец, оглядев нашу композицию, под названием «Два дебила – это сила», лишь недовольно хмыкнул и жестом указал на диван.
- Яр, оставь нас, - как приказ, которого нельзя ослушаться. От властного голоса отца волоски встали на теле дыбом, а руки непроизвольно сжались в кулаки.
- Думаю, мне стоит остаться… - ух ты, что-то новенькое. Яр пошел против хозяина, плохой мальчик.
- Тебе не надо думать, тебе надо выполнять приказы, - рявкнул на него отец.
К моему удивлению, Яр спокойно развернулся и, не глядя ни на одного из нас, покинул кабинет.
Воцарилась мертвая тишина.
- Пап…
- Говорить буду я.
Решаю заткнуться и послушать.
- Как я понимаю, идти на компромисс ты не намерен…
- Намерен, - перебиваю его, на что удосуживаюсь самого удивленного взгляда в мире. – Я возьмусь за ум и стану твоим приемником, а ты не лезешь в мои отношения.
- Идет, - соглашается он, и я выдыхаю с облегчением, но тут же замираю и забываю вдохнуть, - но отношения эти будут не с твоим беспризорником.
- А с кем? – вскрикиваю и вскакиваю на ноги, чувствуя, как все то спокойствие и невозмутимость, что я пытался удержать, слетели, уступив место вспыльчивости и идиотизму, имеющимся у меня в достатке.
- Тебе что, людей мало? Любая баба твоя, с твоей-то мордой. Не хочешь бабу, хрен с тобой, пацана заведи, но только не то чмо из подворотни.
- Как ты можешь судить о человеке ни разу с ним не пообщавшись? - искренне недоумеваю, хотя я бы сам не подумал, что Глеб нормальный, ну хотя бы адекватный, если бы не знал его так близко.
Да и вообще с ним лучше не общаться, он только во сне кажется милым, ну или нормальным, а так псих, кретин и маньяк, зато мой.
- И знать его не намерен. Если он встанет у меня на пути, просто размажу, - от холода, пронизывающего каждое его слово, стало не по себе.
- Каким образом он это сделает, если вы из разных миров?
- Рад, что ты это понимаешь. Скажи мне, ребенок, а тебе не кажется, что он использует тебя в своих целях?
- Каких целях? – сажусь обратно на диван, чувствуя как слабеют ноги.
- Корыстных, - отец встает из-за стола и, обогнув его, присаживается рядом со мной, приобнимая за плечи. – Я за свою жизнь столько повидал и прочувствовал, что тебе не советую, и не позволю захлебнуться в людской алчности. Деньги ему твои нужны, вот увидишь. Сейчас возможно он старается быть милым и обходительным… - у меня с губ срывается нервный смешок, но отец, видимо, расценил это по-своему и теснее прижал меня к себе. – Все что тебе нужно, это отказаться от него и все встанет на свои места.
И как это сделать, если внутри уже занято все пространство им? Душу вырвать?
- Пап, - поворачиваюсь к нему, заглядывая в зеленые, немного мутноватые глаза, почти такие же, как у меня, только более мудрые, что ли, и, тяжело вздохнув, не разрывая взгляда, прямо ему в лицо… - Не будет как прежде. Все поменялось, абсолютно все, и я не хочу возвращаться к старому.
- Это пройдет, - его голос стал серьезней и в нем начало проступать давление.
- Нет, - отрицательно мотаю головой, а самому выть хочется, кричать во всю глотку, чтобы меня услышали. Но, видя пустоту и нарастающее понимание безысходности в глазах отца, грустно улыбаюсь: он не поймет, не примет, не потому что не может, а потому что не хочет.
Стало больно, а еще нестерпимо обидно, прямо до глубины души. Плакать хочется, реветь, но смысла нет, да и не опущусь я до подобного.
- Ты не поймешь меня, - не спрашиваю, а утверждаю.
Он отрицательно качает головой и крепче прижимает меня к себе, словно чувствуя, что больше мы так уже не сядем и не поговорим.