С небес на землю, но только с тобой (СИ)

      Последней каплей было, когда Яр забирал пацана из вытрезвителя. Как он там оказался, никто точно не знал, но ему грозил реальный срок за нападение и разбой. Доказать, что мальчика просто подставили, было практически не реально, но с помощью денег удалось легко замять это дело.

      - Я не знаю, Яр, не знаю, - устало выдохнув, Юрий растекся по креслу и прикрыл глаза, зная, что сейчас услышит.

      - Так может дать ему то, что он хочет?

      - НЕТ! Это исключено.

      - Тогда раскинь извилинами и вытащи пацана из того дерьма, в которое сам его и столкнул, - Яр прокричал эти слова в лицо Юрию и выскочил из кабинета, хорошенько хлопнув напоследок дверью.

      - КУДА?! – рявкнул он на вышедшего из комнаты Вика.

      Парень даже не обернулся и спокойно продолжил спускаться дальше.

      - Я тебя спрашиваю… - преодолев разделяющее их расстояние в пару шагов и схватив мальчишку уже на лестнице, Яр со всей силы дернул его на себя и припечатал к стене. Он многое хотел сказать, столько, что мысли кипели в голове, но стоило только увидеть помутневший, совершенно пустой и, кажется, мертвый взгляд серо-зеленых глаз, как у него в душе все оборвалось. Это было невозможно наблюдать ни морально, ни физически. Он медленно отступил в сторону, соскальзывая ослабевшими пальцами с рукава пуховика и, развернувшись, пошел прочь. Неважно куда, главное подальше от этого мертвого безразличия.

А Вик непонимающе посмотрев в след мужчине, развернулся, и спокойно побрел по своим делам, напевая под нос незатейливую песенку. Как всегда сел в авто, тронулся с места и уехал вдаль, туда, где сможет забыться.

      И никто в целом мире не знал, что за напускной безбашенностью и взрывным безответственным эгоистичным бунтарством, скрывался маленький мальчик, запертый в своих чувствах, запутавшийся в своей безответной любви, как птица в колючих ветвях терновника. Он был вынужден умирать каждую ночи, когда не был мертвецки пьян и не мог просто отрубиться, и возрождался вновь каждое утро, открывая глаза, понимая, что произошедшее вовсе не сон и надо жить дальше. Этот ад на земле сжигал его изнутри, убивая в нем все человеческое. Единственное чего желала его душа, это быть рядом с тем, кто вытянул душу из тела, заменив ее своей. Но он не нужен был тому, кто дорог, и он проживал каждый день, мечтая в одно утро не проснуться, а умереть, с улыбкой на губах, чтобы ему снился тот единственный, забравший его с собой.

***

      - Ты как? – Сашка плюхнулся на свободную табуретку на старенькой кухне и в упор уставился на притихшего у окна парня.

      За прошедшие два месяца произошло столько всего, что иногда было страшно звонить Глебу и узнавать, жив он или нет, потому что уверенности в его здравии не было никакой.

      Он оставался все таким же скрытным, язвительным и колким, разве что агрессии прибавилось, и ее ощущали все. Она была животная, необузданная и никто не знал, во что она выльется. Одно было известно точно – Глеб сломался. Нет, не физически, морально. Что могло произойти, не знал никто. Глеб на вопросы отмалчивался, уходил от ответа, или посылал прямым текстом. Было страшно на него смотреть, не зная, что он вычудит в следующую минуту, потому что его глаза потухли, в них не осталось жизни.

      Сейчас он был немного бледен, слегка исхудал после больницы, но вроде организм справляется и Глеб идет на поправку.

      Тот день, три недели назад, Саша не забудет никогда. Его словно тянуло к соседу, необъяснимо сильно, нестерпимо. Когда никто не открыл дверь после третьего звонка, к мобильному Глеб не подходил, Сашка решился на отчаянный шаг.

      Когда-то давно Глеб оставил ему запасной комплект ключей, так как имел по обыкновению своему привычку терять ключи на раз. И вот сейчас они как раз пригодились. Открыв дверь, сразу повеяло холодом. Зябко передернувшись от сквозняка, он, не разуваясь, прошел в комнату, не обнаружив там Глеба, вздохнул с облегчением, и собирался уходить, как краем глаза заметил полосочку света, пробивающуюся из-под приоткрытой двери ванной.

      Несколько шагов, сердцебиение учащается слишком стремительно и стоит только распахнуть дверь, как стон, почти вой, срывается с губ.

      Глеб лежит на полу, сжимая в руках пустой пузырек, в котором он обычно хранит наркоту. Он как сломанная кукла, с плотно закрытыми веками и свернутый в компактный клубок. Его грудь едва вздымается, на коже выступили бисеринки холодного пота, нитевидный пульс прослушивается с трудом. Это был ад!

      Быстрое промывание желудка, благо Сашка подоспел вовремя, едва живое тело на руках, почти захлебывающееся своей же рвотой и слезы, у обоих: у одного не осознанные, а у Сашки истерические. Видеть близкого человека таким… таким слабым, беспомощным, нереально больно.

      Скорая, очистка организма, капельницы и диагноз – передозировка.

      Черт!

      Неделя реабилитации, попытка наставить его на путь истинный, и вот он дома, все такой же неприступный, совершенно не раскаивающийся в случившимся, и снова на таблетках.

      - А что со мной станет? – Глеб безразлично пожимает плечами и забирается с ногами на подоконник, глубоко затягивается и выдыхает дым в приоткрытую форточку.