С палаткой по Африке

Она знает, как нелегко было найти деньги для этой поездки. Из путешествия 1931–1932 годов я привез очень любопытные кадры, отснятые в заповедниках, и созданный мною фильм «Последний рай» имел большой успех. Но война принесла с собой разорение. После захвата власти Гитлером моя лекторская деятельность подверглась ограничениям, а книги — запрету, конфискации и сожжению. Лишившись средств, я с 1945 года снова стал выступать с лекциями сначала в обеих частях Германии, а затем в Швейцарии и Дании. Понадобилось целое десятилетие, чтобы сколотить сумму, необходимую для нового путешествия.

И вот я снова в пути.

Легкий бриз приносит с собой запахи моря. Я глубоко и благодарно вдыхаю их. Портовые буксиры свистками переговариваются друг с другом. С передней палубы раздаются огрубевшие голоса, слышно, как передвигают с места на место тяжелые грузы.

«Нигерия», которая доставит в Кейптаун четырех путешественников по Африке (кроме моей племянницы и меня, — кинооператора Клауса Филиппа и техника Петера Рау), не пассажирский лайнер, а грузовой теплоход. Мы решаем окрестить его «пундой», что на языке суахили означает «осел». Это прозвище как нельзя лучше подходит и к грузовичку, которому суждено перевозить наши грузы по лесам и степям Африки. Кроме него наше снаряжение состоит из машины мерседес-дизель-180 и киноаппаратов.

Вот корпус судна содрогнулся, заработали машины, и легкое покачивание показало, что «Нигерия» отчалила от берега.

Мы покинули Гамбург 15 мая 1956 года, за час до полуночи, а назавтра около 12 часов дня достигли Бремена. Здесь, как и в Антверпене — следующем порту, где мы сделали остановку, — наша «пунда» поглотила огромное количество автомашин, запасных частей, ванн, строительных деталей, труб и железных подпорок. Все это она выгрузит в одной из гаваней Африки.

У нас было более чем достаточно времени, чтобы подготовиться к экспедиции. Двенадцать пассажиров теплохода не мешали друг другу, как это часто бывает в плавании. Каюта так и манила к себе… Обстановка ее состояла из длинного удобного дивана со шкафчиками по бокам и окрашенных под красное дерево стола и стульев, привинченных к полу. Убранство кают-компании, салона и бара отличалось большим вкусом. Кроме душей при каютах, на главной палубе из досок и парусины устроили бассейн. Его наполнили морской водой, как только судно приблизилось к южным широтам.

Судно делало 12–13 узлов в час и, следовательно, проходило за сутки 550–600 километров. Мы быстро привыкли к постоянной тряске, вызванной работой двигателей. Но для Ници путешествие стало трудным, когда с зыбью пришла качка. На широте мыса Финистерре — этого «конца земли» в северо-западной Испании — мою племянницу начала мучить морская болезнь. Ей казалось, будто она мчится по Вселенной в ореховой скорлупе. Сначала Ници лишилась сна, потом взбунтовался желудок. Струи дождя стекали по иллюминатору каюты, волны сбивали судно с курса. Когда до Лас-Пальмаса оставалось полтора дня пути, волнение внезапно прекратилось. Солнце осветило гладь океана, и я стал фланировать от одного борта к другому, обрадованный и окрыленный переменой погоды.

Вода, вода и больше ничего вокруг. Ни судна, ни паруса, ни птицы. Воздух стал теплым, и даже ночь не принесла с собой прохлады. Утром Рау рассказал, что через иллюминатор к нему в каюту влетела ласточка. На головке у нее оказался клещ. Наш кинооператор, увлекавшийся орнитологией, удалил его, но так и не решил, была ли эта птичка последним напоминанием о Европе или первым вестником Африки.

* * *

На пятнадцатый день путешествия мы вошли в Лас-Пальмас — гавань Гран-Канарии, одного из принадлежащих Испании Канарских островов, прозванных древними за райский климат «Счастливыми островами». Я увидел пик Тейде, возвышающийся почти на 4 тысячи метров над уровнем моря, и пытался отыскать места своих прежних, обычно непродолжительных стоянок. Кактусовые сады, итальянские кедры, заросли дрока, драконовое дерево…. От вечнозеленых лавровых лесов взор снова и снова обращался к оголенным красно-черным зубцам массива Тейде на Тенерифе. Там находится потухший вулкан, первый, который увидел Александр Гумбольдт во время своего знаменитого путешествия в Америку.

Всего два часа смогли мы наслаждаться чудесным островом. Глаз, отвыкший от разнообразия красок, радовали цветы на площадях города, распланированного на испанский манер. Вид бананов па плантациях между старой гаванью испанских и португальских мореплавателей и суровыми оголенными холмами вокруг поселений раздразнил аппетит путешественников, которым приелись судовые консервы.

Но вот уже отданы концы, двигатели опять завели свою однотонную песню, «Нигерия» взяла курс в открытое море. Судно подхватил пассат. Резкое дыхание ветра загнало пассажиров в каюты, но на меня такая погода действовала хорошо. Я чувствовал себя отдохнувшим и с удовольствием приветствовал летающих рыб. Это холоднокровные крылатые существа величиной с селедку. Они носятся над морем, как стрекозы, делая прыжки до 50 метров.