Читаем С пером у Карандаша полностью

Анатолий Викторов

С пером у Карандаша

ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ

О МНОГОМ, ПРОИСШЕДШЕМ ВПЕРВЫЕ

Что такое клоун? — Скоморохи. — Белый и Рыжий. Анатолий и Владимир Дуровы. — Лучшие традиции цирка. — Детство. — Знакомство с Петербургом. — Работа в Старицком городском театре. — Хочу быть киноартистом. — В школе циркового искусства.


Это было давно, «когда деревья были большими». Тогда казалось огромным здание цирка, полное чудес, и совсем маленьким казался Карандаш с собачкой, похожей на игрушку.

Карандаш воспринимался как товарищ по играм. Рядом с нарядными акробатами, эквилибристами, жонглерами он выглядел простым и очень близким. Его хотелось потрогать, поговорить с ним.

Мне вспомнилось это впечатление детства, когда я прочел на афише: «В гостях у Карандаша» — и пониже скромно: «35 лет на манеже». Мой сын был точно таким, как я, впервые увидевший Карандаша двадцать семь лет назад. И я пошел с ним в цирк.

На арену вышел маленький скромный человек, знакомый, как давний хороший сон. Это была встреча с другом детства.

Карандаш все такой же. Словно время не коснулось его. Мы, взрослые, с радостью узнавали доброго, искреннего клоуна, его привычки и любимые репризы. В зале были завсегдатаи карандашевских премьер, то и дело слышалось: «Помните первый выход в тридцать шестом?», «А появление с Кляксой?», «Что вы мне говорите! Я в разгаре войны его видел…» Внуки с любопытством прислушивались. Они замечали, что их деды совсем не старые и также восторженно радуются шуткам Карандаша.

Казалось, Карандашу не было никакого дела до юбилея. Все как обычно. В остроконечной шляпе скромно стоял он у форганга — выхода на арену, в то время как артисты цирка посвящали ему лучшие номера юбилейной программы. Старейший комик показывал свои репризы, шутил, и только голос его в этот вечер звучал особенно молодо, ласково. Впервые на арене артист вышел за рамки своего персонажа и негромко сказал зрителям и коллегам: «Спасибо вам, дорогие, за теплоту, за цветы. Я всю жизнь любил вас и благодарю за этот привет».

Слушая Карандаша, хотелось думать об удивительной судьбе клоуна. Много сделано Карандашом для советского цирка. Живут принципы его работы, его шутки. По ним учатся, проверяют новое, его методами пользуются лучшие артисты. Карандаш в цирке стал эталоном мастерства. Его портреты висят на почетных местах в гримировочных лучших советских клоунов. Спросите их о Карандаше, и они ответят:

ОЛЕГ ПОПОВ. Я прошел целую школу, работая с Карандашом всего полтора года. Он лучший из моих учителей и сегодня.

ЮРИЙ НИКУЛИН. Только когда я могу с уверенностью сказать о своей новой репризе: так сделал бы Карандаш, — я вправе выносить ее на суд зрителей.

КОНСТАНТИН БЕРМАН. Хотя он и мал ростом, но мне всегда представлялся ледоколом, который шел впереди каравана, взламывая лед недоверия к новому в полном традиций цирке.

БОРИС ВЯТКИН. Он у нас академик клоунады.


…В зрительном зале не смолкают аплодисменты. Юбиляру дарят стихи:

Карандаш! Мастер смеха,Популярный комик наш.Любви, известности, успехаДостиг веселый Карандаш.Достиг всеобщего признаньяВ искусстве сложном и большом.Не только в цирке — на экранеВстречались мы с Карандашом!Смех. Он бывает и неистов,Мишени грозные круша.
Стрелял по-снайперски в фашистовРазящий смех Карандаша.Всех тунеядцев, бюрократов,Стиляг, вельмож, вошедших в раж,Головотяпов, казнокрадовВзял Карандаш на карандаш.Людей пленяла в каждой встречеАртиста щедрая душа —В Париже, Риме, БухарестеВлюблялись в смех Карандаша.
И вот сегодня, в славный вечер,Сияет цирк московский наш:К любимым зрителям на встречуСпешит веселый Карандаш…

Встреча зрителя с большим артистом — всегда событие. Потому естественным было мое желание продолжить знакомство с Карандашом.


Как-то, в морозный февральский день, когда только что окончилось представление и в гримуборной наконец наступила тишина, нарушаемая лишь — бормотанием мохнатого скотч-терьера, я спросил у Карандаша:


— Что такое клоун?


Перейти на страницу:

Все книги серии Панорама

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары